Борис Климычев - Сибирский кавалер [сборник] Страница 42

— Бежать никто не пробовал? — спросил Девильнев у начальника караула.

— Отсюда, ваше высокоблагородие, еще ни один не сбежал!

Уже под утро Девильнев со своими денщиками поднялся в гору к воеводской избе. На склоне горы еще сохранились осадные дворы. Несколько изб были обнесены двойным частоколом, и под крышей изба имела узкие бойницы: для «верхнего боя». Это была память о тех временах, когда город часто осаждали враги.

Томичи уже угомонились, перепились, и город поутих. Аромат черемухи плыл над горой. Данилка Хват и Шегереш сказали, что пойдут ночевать на сеновал. Но через минуту вернулись. Данилка Хват доложил:

— Там Кынсон с Франсуазкой сопит! Чего делать прикажешь? Ссечь ему одну башку, или сразу обе? А может, и её заодно порешить?

— Ну их! — махнул рукой Девильнев. — С уродами будем воевать? Нужны ей Кын и Сон, пусть к ним и убирается. А мы себе другую стряпуху наймем!

Про себя он твердо решил завтра же снять Франсуазе какое-нибудь жилье в нижнем городе. Полковник, комендант, здесь он у всех на виду. Нет, он не может создать себе девушку из цветов, как это сделал Брюс. И думать об этом нечего.

Вспомнилась родовая вотчина Вильнев де лез Авиньон, некогда служившая местом пребывания папского двора, римских кардиналов. И предания об этом наполняли детство. Недальние горы, холмы, кровь виноградников. Зеленая трава, пробивающаяся в руинах римских крепостей. Остатки каменных сидений древнего театра, отшлифованные задами легионеров. Это веселые галльские шутки и непокорный нрав вперемежку с клерикальными проповедями епископов!

Именно в этих местах выработался литературный язык Франции. Оттуда распространилась куртуазная поэзия, почитание прекрасной дамы. А нынче он — где? Конечно, он знает, что и желчь ястреба, и догнивающие остатки дохлой кошки на дороге, и бутон розы в оранжерее, и камень в горе, и далекая звезда на небе, все — суть явления одного порядка. Все как-то взаимодействует в этом мире. И если где-то убывает капля вещества, где-то в другом месте точно такая же капля прибывает.

19. ЛОШАДИ И ВОИНЫ

По таежной реке в легком челноке плыл лысый и скуластый оборванец. В его челне лежали мешок с сухарями, заряженные фузеи, топор и лопата, фонарь и связка сальных свечей. Человек загорел, глаза его на фоне загара цвели мутными озерками, он работал веслом и напевал:

— Разом-двазом, трикуазом,Шиндер-клиндер, транбабай!Эйн-цвей-дрей аруйдруазом,Бундер-клундер траперай!Юцы-ацы-теликацы,Квентер-мендер, пендер-жец,Тица-саца, заикаца,Абалкаться-пепермец!Пепермец-пепермецНашим ворогам конец!

Оборванец этот был одним из невольных томичей. Это был Еремей, который так неудачно начал в Ибряшкине свою царскую карьеру. После поимки его долго пытали. Поняли, что его самозванство было затеей полуспившегося глупца. Он и сам постарался изобразить себя полным идиотом, только бы избежать лютой казни. А она была почти неизбежна. Но… избежал.

Отправили его в Родервик, в каторгу. Забивать сваи. Долго он выматывал там жилы, пока не пришло повеление отправить его в Сибирь, на поселение. В Томске Еремей поначалу жил рыбалкой и охотой. Но все лучшие охотничьи и рыбацкие угодья были томичами давно поделены, никто не хотел уступать свое. Да и не мог Еремей состязаться с сибиряками в рыболовном и охотничьем искусстве.

Между тем была у него мечта быстро разбогатеть. Он снимал комнатку во флигеле у Матрены Ивановны Рукавишниковой. Иногда она приглашала его к себе на чай. Самовар обычно подавала дочка Рукавишниковой — Даша. И Еремей всякий раз вздрагивал, когда она входила. Уж очень походила эта юная девица на ту ибряшкинскую Палашку! Еремей сознавал, что это лишь случайное сходство. Понимал, что ему, старому, обрюзгшему, глупо даже и мечтать о какой-либо близости с этой девицей. Но ничего поделать с собой не мог. Мечтал!

Конечно, эта старая курица, Матрена Ивановна, приглашает его на чай не ради дочери своей прекрасной! Да узнай она о мечтах Еремея, она бы ошпарила его кипятком! Но если у него будут деньги… и не просто большие деньги, а очень большие деньги! Тогда… тогда он может раскрыть тайну своего происхождения. Ведь он же князь по рождению! Да! И поставит он княжеские себе хоромы, наймет кучу слуг. И придет к Рукавишниковой с княжескими подарками! И попросит руку Даши! И почему бы этой мелкой лавочнице ни согласиться на такое родство? В мещанских и купеческих семьях дети часто подчиняются воле родителей.

Вот почему Еремей поил в кабаке бывалого старичка-бугровщика Ивана Стахеевича, который рассказывал ему о древних кладах, зарытых на берегах Томи и на берегах многих впадающих в Томь рек и речушек. Иван Стахеевич в трезвом состоянии крепко хранил свои тайны, но водка делала его разговорчивее. И он выдавал свои секреты малюсенькими дольками, так, чтобы Еремей поил его как можно дольше. И поил. А что оставалось делать? Записывал разные заговоры, которые открывают клады. Рисовал со слов карты, чтобы найти верный путь к древним курганам, которые вообще все давно были разграблены еще в древности. Но есть же и неразграбленные? Старичок уверял, что есть, хотя их очень трудно найти. Старичок указал Еремею спрыг-траву, которая отпирает замки и клады.

Потом были первые экспедиции. Первые радости и разочарования. Поисковое дело затянуло Еремея, поглотило без остатка. В свои походы он всегда отправлялся в одиночестве. Знал, что рискует быть убитым лихими людьми или быть съеденным дикими зверьми. Но он ни с кем не хотел делиться будущей добычей. Нет! Ни за что! Лучше погибнуть!

Многие из древних курганов поросли кустарниками и лесом, почти сравнялись с землей. Насыпь можно было разглядеть с трудом.

И ему приходилось уже два раза тонуть, не раз отбиваться от волков и медведей. Один раз увлекся раскопкой кургана, не заметил, как подъехали к нему люди неизвестной национальности на низких лошадках. Были они узкоглазы и волосаты, говорили меж собой непонятно что. Но по интонации было ясно, что хорошего тут ждать не приходится. Он опрометью кинулся в кусты, шею его захлестнула петля аркана. И все же ему удалось бежать, перерезав веревку. Нож у него был всегда наготове.

Тогда он еле добрался до Томска, потому что мешок с сухарями, оружие и лопата остались возле кургана. И не оказалось на месте его лодки, которую он для тайности затопил возле берега в зарослях осоки и кувшинок.

За два лета он выкопал несколько медных и железных безделушек. В одной могиле он нашел тяжелый глиняный горшок, верх которого был обмотан берестой и лыком. Трясущимися руками вскрыл он горшок, предвкушая богатую добычу. Но горшок был набит разноцветной речной галькой! Негодуя на древних людей, неизвестно зачем устроивших такое баловство, Еремей разбил горшок вдребезги.