Х.Байрамукова - ВЕЧНЫЕ ВСАДНИКИ Страница 42

Дойдя наконец лопатой до твердой почвы. Кривой понял, что обманулся. Опоздал! Сабля исчезла! Кто мог отсюда взять? Или Марзий, или… этот змееныш Шайтан! Не иначе.

Отшвырнув лопату, Кривой оделся и большими шагами пошел к воротам, чтобы поспешить к Сушеному за советом. Собака, опять увидев во дворе чужого, залаяла с новой силой.

Кривой, не останавливаясь, вытащил наган и пустил пулю прямо в пасть собаке…

Марзий с воплем кинулась к собаке, но умные глаза Самыра уже заволокло. Пес страдальческим взглядом в последний раз посмотрел на Марзий и испустил дух. Марзий стала на корточки. Сама не зная зачем, она снимала цепь с шеи Самыра. Не заметила, как плачущие соседки вошли во двор и окружили ее.

Сушеный, выслушав Кривого, понял, что исчезновение сабли— дело рук Шайтана. Мальчишка провел его. Каков щенок! Не пройдет ему это даром…

И Шайтан предстал перед старостой.

– Люди видели, как ты выкопал саблю. Где она? в упор спросил Сушеный.

«Кто же меня выследил?» – опешил Шайтан, поверив старосте.

– Я ничего не знаю, – ответил Шайтан, глядя исподлобья на грозно стоявшего в дверях Кривого.

– Нет, ты вспомни, – вкрадчиво увещевал староста, и получишь много, очень много денег, я ведь обещал.

– Никаких денег мне не надо!

Сушеный для острастки вытащил пистолет и повертел его в руках.

«Пугает… А Павка Корчагин не испугался бы!» пришло в голову Шайтану. Он выпрямился на стуле, гордо расправил плечи. Он успел заметить, как забарабанили в окно капли дождя, и больше ничего не увидел, потому что Сушеный нанес ему удар в лицо. Шайтан не упал со стула, но в глазах у него померкло, брызнула из носа кровь, заливая серую бязевую рубашку мальчика.

– Ты у меня все скажешь, сукин сын! Отведи его и запри! – приказал Сушеный Кривому.

Сразу после этого два фашиста и Кривой примчались на мотоцикле к дому Шайтана и переворошили там все вверх дном.

– Огород! -лениво ткнул пальцем в сторону огорода один из немцев.

– Нет, там он не мог спрятать. Потащить саблю с одного огорода на другой? Не такой он дурачок, этот Шайтан, – сказал Кривой и злобно добавил сам для себя: – Сам скажет, змееныш! Сам!

Мать Шайтана, Лейла, была ни жива, ни мертва – она ничего не ведала ни о сыне, ни о сабле. Поняла только, что попал все-таки ее Шайтан в беду!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Куда бы ни занесла человека судьба, а рано или поздно он начинает жаться к дому, даже если там плохо и подстерегает опасность. Так и Солтан. Вот уже неделя, как он с Туганом живут в лесу вблизи родного Аламата, кочуя с места на место. Для Тугана корму пока достаточно, но зато Солтан жив одними полузасохшими ягодами и дикими фруктами.

У него нет еды, нет теплой одежды, а ведь по ночам уже холодно.

Кочевать с места на место уже нет сил, одолевают голод и слабость. Наконец он решился обосноваться в одной из самых больших потайных пещер, на которую он когда-то набрел со школьными товарищами. Вход в нее скрыт кустарниками, на ночь Тугана можно заводить в пещеру. Кто из полицаев и фашистов догадается искать беглецов у себя под боком?

Солтан натаскал в пещеру сухой травы, сделал себе постель потолще, чтобы было теплее. Целыми днями он рвал траву и сушил ее для Тугана, наивно думая, что сумеет запасти так на всю зиму. Но ему трудно было думать вообще: мысли от голода путались. Временами Солтан бросал свою работу и сидел в задумчивости, грызя осточертевшие сушеные груши-дички. Он мысленно видел мать, знал, как ей тяжело, не раз бывало, что он вскакивал с места и хотел мчаться в аул. Но это был повзрослевший Солтан, он умел сдерживать себя: «Не надо лезть в капкан! Абрек Науруз тоже умел ловко избегать погони, потому он так мстил и мстил баям за издевательства над беднотой. И я научусь мстить!»

Он не знал, как будет мстить, и клял себя за то, что бездельничает. На самом же деле время после бегства из аула было потеряно не зря: он научился уходить от врагов, освоился в лесу, научился не бояться темноты, превозмогать голод.

Вечером Солтан сидел в пещере без огня и без лучины, размышляя над тем, как теперь научиться бить фашистов. Туган лежал недалеко от него. Вдруг Солтану показалось, что по пещере прошел страшный гул. Казалось, из тьмы вот-вот вынырнут страшные семиголовые эмегёны и нападут на него. Казалось, что стены пещеры качаются и вот-вот ударятся одна о другую. Солтан подполз к Тугану, упал телом на его шею. Удивительно, конь лежал спокойно, его тепло согревало грудь Солтана. И это привело Солтана в себя.

Он понял, что никакого грохота не было, никаких эмегенов тоже не было. Стучало в голове от голода, от стужи, до чертиков в глазах довела удручающая тьма. Испугался храбрый мужчина из Аламата, Солтан Абдулович Лепшоков! Устыженный этим, Солтан подошел к выходу, стал на колени, посмотрел на ночное небо, которое было в сплошных черных тучах, повернулся в сторону родного Аламата и произнес клятву:

– Клянусь не бояться никакой темноты, не знать страха ни перед кем и ни перед чем!

На душе Солтана стало хорошо и спокойно. Он ощупью нашел свою постель, положил под голову седло и уснул, окутанный тьмой, греясь о круп Тугана.

Проснулся он чуть свет продрогшим. Выпустил Тугана.

«Вечный всадник», – вспомнил он свое прозвище, данное Шайтаном. – Вот теперь-то я в самом деле вечный всадник, неразлучный с конем,— подумал он,— но в сказании о вечном всаднике говорится, что он является связным поколения с поколением, людей с людьми, народов с народами, стран со странами. А я, какой же я связной, если сам не могу связаться даже со своим другом Шайтаном? Объединить всех юных мстителей Аламата – вот что я мог бы сделать!»

С нетерпением ждал он следующей ночи. Ждать было особенно тягостно потому, что день выдался нудный, холодный, пришлось сидеть в пещере. Зато ночь наступила лучше некуда. Ни звезд, ни луны!

Солтан завел Тугана в пещеру и не привязал его. Но оседлал, потому что когда Туган под седлом, он знает, что им предстоит отправиться в дорогу, и ждет друга на месте, никуда не уйдет. Кроме того, если здесь без Солтана появятся чужие, непривязанный конь сможет убежать, никому не дастся.

Поцеловав Тугана и поговорив с ним, как всегда, Солтан отправился в путь. Идти по лесу можно было быстро, потому что отсыревшие ветви деревьев не трещали, если Солтан задевал их головой или плечом.

Через рубашку впились в тело сосновые иголки, кожа горела, а сквозь разорванные чарыки кололи ступни ног щепки и сучья. Но Солтан научился терпеть. Научился он и видеть в темноте, как кошка: шел уверенно, одной рукой откидывая ветки, другой – опираясь на толстую дубовую палку.