Адольф Мютцельбург - Невеста с миллионами Страница 42

— Мы и не думаем занимать всю страну и объявлять ее нашей собственностью, — немного таинственно ответил Эдмон. — Мне доподлинно известно о переговорах с австрийским эрцгерцогом Максимилианом, которые уже идут полным ходом. Мы захватываем Мексику; население страны, или хотя бы занятых нами провинций, провозглашает эрцгерцога императором; мы оказываем ему поддержку, пока он не упрочит свое положение, и затем покидаем страну. Это позволит нам вернуть утраченную славу и, надеюсь, поможет Мексике. Без монарха ей долго не продержаться.

— Я рад, что нашел тебя, — признался Альфонсо, — или, точнее сказать, что ты разыскал меня! Во всяком случае, раз уж ты оказался в Мексике, то непременно должен погостить у нас в Нью-Мексико! Там ты познакомишься с удивительной жизнью! Инес тоже должна была вернуться. Если судить по последнему письму, ее уже ждали, а вестей из дома нет уже недели две.

— Как получилось, что ты вообще до сих пор здесь? — спросил Эдмон. — Инес говорила мне, что ты должен был вернуться домой еще в начале этого года.

Лицо Альфонсо покрыл густой румянец.

— Владелец Мирадора — весьма образованный немец, человек очень гостеприимный, — ответил он. — Меня настоятельно рекомендовал ему профессор Ведель из Берлина; господин Раториус относится ко мне так, словно я его родной сын. Я чувствую, что могу научиться у него очень многому. Поскольку мой собственный отец отнюдь не изъявлял желания видеть меня в родных стенах, да и матушка, похоже, хочет, чтобы я находился подальше от отчего дома, чтобы избежать призыва на военную службу, я и задержался здесь. Понимаю, конечно, что дальше так продолжаться не может. Я должен вернуться домой, принять участие в борьбе с мятежниками…

— Меня радует уже то, что здесь ты не видишь во мне врага, — сказал Эдмон, когда Альфонсо от волнения запнулся. — Неужели вы действительно против конфедератов и ты собираешься ввязаться в войну с южанами? Я не представляю, как можно защищать негров и требовать для них одинаковых прав с белыми?

II. УЩЕЛЬЕ СВЯТОЙ ВОДЫ

— Если война затянется, — ответил Альфонсо, — я буду участвовать в ней, хотя моему отцу, взявшемуся за освоение Аризоны, предоставлено право освобождения от призыва в армию, которое распространяется и на его детей. Кстати, ты здесь, кажется, вместе с доном Луисом Гуарато? — спросил он друга. — Как ты с ним познакомился?

— Бог мой, да как завязываются знакомства во вражеской стране? — ответил Эдмон. — Другом я его не считаю. Ты, наверное, слышал, что мексиканская герилья очень сильно нам досаждает. Поэтому командующий решил создать в некоторых районах опорные пункты для контроля за местным населением. Дон Гуарато оказался как раз в штаб-квартире; он держит нашу сторону и сам вызвался сопровождать нас и сотрудничать с нами в тех местах, которые ему хорошо знакомы. Мне он не очень-то по душе, но что мне до его человеческих качеств? Он нужен мне как солдат, только и всего. Кое в чем этот креол уже обманул меня. Сказал, будто господин Ламот наш единомышленник, а это неверно. Ламот стал убежденным мексиканцем.

— Но тем не менее он очень славный человек! — заметил Альфонсо.

— Я тоже так думаю, — согласился капитан, — он произвел на меня хорошее впечатление.

— А как тебе понравилась его дочь? — с замиранием сердца поинтересовался Альфонсо.

— О, довольно привлекательная девушка, — равнодушно ответил Эдмон. — У нее какой-то необычный взгляд… не знаю, всегда ли она так смотрит… как-то…

— Ты прав, у нее очень красивые глаза, — продолжил Альфонсо, когда Эдмон, казалось, не смог подобрать подходящего слова. — Между нами говоря, этот Луис Гуарато увивается за ней и уже не раз получал от ворот поворот. У него тут поблизости небольшая гасиенда. Карты и долги разорили этого человека, и он надеется поправить свои дела, ввязавшись в политику. Конечно же, Марион ему отказала.

— Вот оно что, — заметил Эдмон, вспомнив слова хозяйской дочери, сказанные вчерашним вечером. — Судьбе молодой девушки, живущей в такой глуши, и впрямь не позавидуешь! Похоже, ее воспитанию не уделяли должного внимания. Правда, до сих пор я обнаруживал у нее лишь весьма привлекательные черты. Со мной она очень любезна.

Альфонсо не сразу нашелся, что на это ответить.

— А ты, оказывается, большой знаток женщин, — улыбнулся он, помедлив.

— Я? Боже сохрани! — воскликнул Эдмон. — Но такие вещи я чувствую. Мне кажется, она чересчур податлива и не слишком сдержанна.

— Думаю, Марион немного кокетлива, — сказал Альфонсо.

— Именно это свойственно многим девушкам, — ответил Эдмон. — У большинства из них кокетство от рождения, однако от него необходимо избавляться.

По-видимому, этот разговор навел Альфонсо на серьезные размышления, потому что он стал очень немногословен.

В эту минуту на балконе появился Ламот. Поздоровавшись с доном Альфонсо, он тут же перевел разговор на другую тему.

— Сегодня вам уже слишком поздно возвращаться в Мирадор, — обратился хозяин к дону Толедо, — начинает темнеть.

— Но почему? Я знаю дорогу как свои пять пальцев.

Однако Эдмон и Ламот так настаивали, что Альфонсо пришлось в конце концов уступить.

Как это ни покажется странным, весь вечер Марион провела в своей комнате. Она предвидела, что от глаз Альфонсо не укроется впечатление, какое произвел на нее молодой француз. Дона Луиса она в расчет, можно сказать, не принимала. До самой ночи Ламот, Альфонсо и Эдмон беседовали по-французски о самых разнообразных вещах.

Ламоту, похоже, было очень важно удержать Альфонсо, потому что на следующее утро он принялся уговаривать его погостить на гасиенде еще один день. Альфонсо пришлось согласиться и на это. Вероятно, Ламот всячески стремился помешать Эдмону и Марион оставаться наедине. Хотя он и считал Эдмона порядочным человеком, однако не без оснований опасался, что вызывающее поведение Марион, не скрывавшей своих намерений в отношении капитана, в конце концов воспламенит его сердце и введет в искушение, дав тем самым Гуарато повод для дикой ревности, которая может закончиться кровопролитием.

Марион в этот день не могла найти себе места, носясь словно фурия между комнатами и кухней. И ее нетрудно было понять! Знать, что Эдмон совсем рядом, и не иметь возможности видеть его и разговаривать с ним из-за Альфонсо, не спускавшего с нее глаз, — это было слишком серьезное испытание ее терпения. С другой стороны, и Альфонсо чувствовал себя глубоко уязвленным, поскольку Марион не проявляла к нему ни малейшего интереса. Он устроил так, чтобы целых полчаса провести в одиночестве в комнате Ламота — Марион не могла не заметить его там, однако же не пришла к нему. Неужели все это из страха перед доном Луисом?