Сибирский фронтир - Сергей Фомичев Страница 42

Компаньон повернулся ко мне.

– Вот видишь как оно на Камчатке–то? Басов на что опытный купчина был, а и того сожрали. А тебя вокруг пальца обвести тамошним паукам плёвое дело. Нет, как ни крути, а здесь всё же лучше.

– Мы с Емельяном друзьями были, – сказал вдруг Неводчиков. – Не думал, что однажды придётся его в кандалах везти.

– Не желаете сменить службу? – воспользовался я моментом. – Мне как раз опытный мореход нужен.

– Нет, парень, не желаю, – улыбнулся через силу Неводчиков. – Водил я уже ватаги промышленные. Насмотрелся всякого на островах Обмана. И как женщин неволили диких, и как людей стреляли почём зря, и как аманатов потом за борт кидали, чтобы концы в воду спрятать. Хватит. Не по мне работа такая.

Островами Обмана штурман по старой привычке называл Ближние острова. Первая высадка там действительно вылилась в стычку с алеутами и закончилась кровавой резнёй. Неводчиков был одним из тех, кто потребовал от властей покарать злодеев, а когда наказание последовало, сразу стал чужим промышленному братству, ибо нарушил кодекс молчания.

– А я, знаете ли, не просто на промысел выхожу, – попытался я развеять предубеждение морехода.

– Знаю, Родионов рассказал уже. Дай–то бог, чтобы у тебя всё получилось. Но чаще вон как с Емельяном, по иному выходит.

Неводчиков долгое время водил казённые корабли по Охотскому морю, не имея от власти ни жалования, ни даже пропитания, а теперь вышел в штурманские ученики и получал от империи три рубля в месяц и, как особую милость, харчи с обмундированием. Я мог бы платить ему на порядок больше, завалить по самую макушку едой и одеждой. Но переубедить упрямца не удалось.

Я нуждался в поддержке таких личностей, как Басов и Неводчиков, но они–то сами как раз предпочитали государеву службу, полагая, что принесут пользу отечеству. На таких людях империя и держалась, презирая и поедая походя самых преданных.

Мне вспомнились собаки коряков, что, сохранив верность хозяевам, отправились затем в котёл.

– Нет, ну где же мне людей–то взять, – сокрушался я, по дороге к дому.

– Подожди, – успокаивал Данила. – Вот народ с промыслов возвратится, среди них и поищем.

– И сколько же ещё ждать?

– Уже недолго. Думаю, недели через две начнут подходить.

***

Компаньон вновь оказался прав. Уже через несколько дней установились холодные северо–западные ветра, что ознаменовало конец промыслового сезона. В устье Охоты и Кухтуя вставали побитые осенними штормами корабли. Берег сразу стал оживлённым. Сараи отворялись, на воду спускались лодки, которыми с кораблей перевозили мешки с пушниной, свёртки с кожами, пузыри с жиром и прочую такого рода добычу. Из лодок выбирались на берег уставшие люди. Редко кого встречали семьи или друзья, но без внимания не оставался никто. Пытаясь перехватить товар прежде конкурентов, всюду рыскали перекупщики. Прохаживались и люди Зыбина, примечая объёмы промысла, дабы затем взыскать с промышленников верную пошлину. Они же присматривались к артелям: а не выходила ли какая из них в море без разрешения?

Народ нервничал, суетился. Рядовым промышленникам и морякам не терпелось пуститься в загул, но пока они даже не получили заработанного на руки. Приказчики пытались завысить расходы, чтобы урезать расчёт по паям, передовщики в ответ грозились спустить с мироедов шкуру. Тут и там возникали ссоры. Короче говоря, наблюдалась обычная лихорадка конца сезона. Время для вербовки не самое подходящее.

Однако Данила и тут не соврал. Мне не пришлось расспрашивать, агитировать, не пришлось даже долго тереться среди прибывающих моряков. Сдвинуть проект с мёртвой точки помог случай. А если быть точным – несчастный случай.

– Рытова Сёмку у Лопатки разбило, – сообщил товарищу один из зверобоев. – Потонул шкипер со всеми людьми. Сашка Окунев только спасся, да с ним два мальца – Чихотка с Борькой. Подобрали их бедолаг. Уже мороженных с поливухи сняли.

– Как же, Окунев–то недоглядел? – удивился товарищ. – Вроде не первый год в море ходит.

– Рытов, говорят, сам взялся править, вот на камни и налетел.

Мои уши превратились в пару сверхчутких локаторов, а глаза в камеры слежения. Когда собеседники, продолжая обсуждать печальную новость, бросили взгляд куда–то мне за спину, я обернулся. Трое зверобоев в грязных накидках сидели на рассохшемся бревне. Двое дремали, опустив головы на руки, один уставился застывшим взглядом в сторону моря. Видимо это и были потерпевшие кораблекрушение.

Их состояние можно было понять. Они потеряли товарищей, потеряли добычу за весь сезон, а то и за два, ведь промысловики часто зимуют на островах; их хозяин потерял корабль и погиб сам. Хорошо ещё если в долгах не увязли. Без работы они, конечно, не останутся и следующим летом выйдут в море на других кораблях. Опытные люди сейчас в цене. Уж я–то знаю, набегался, из кожи вылез, чтобы хоть кого–то сыскать, да всё без толку. Что ж, вот он шанс и надо ковать железо пока горячо.

– Вы будете Окунев? – спросил я у человека, что продолжал глядеть на горизонт то ли с ненавистью, то ли со страхом.

На голос повернулись все трое. Один из них чихнул, другой, совсем ещё мальчишка, посмотрел с любопытством, а тот к кому я обратился, очнулся от транса и нехотя кивнул.

– Я ищу морехода для серьёзной работы, – сказал я. – Слышал, что вы разбились... если не против, можем поговорить.

Окунев глянул на меня красными глазами. В них читалась адская мука, следствие то ли усталости, то ли тоски. Как я понял из подслушанного разговоров, вины капитана в крушении не было, но кто знает, как он сам оценивает свои действия или бездействие.

Наверное, подходить с предложением работы к человеку только что потерявшему из–за этой работы друзей, хозяина, подчинённых, было неправильно, цинично что ли. На его месте я бы, пожалуй, послал наглеца подальше, а то и в морду бы двинул. Но ждать пока мореход залечит душевные раны, я позволить себе не мог. К началу следующего сезона Окунева наверняка ангажируют более опытные и известные ему промышленники. А пока они заняты подсчётами содранных шкур, у меня есть шанс. Потому я решил сыграть ва–банк.

Мне повезло. Окунев оказался тем редким типом, на которого предложение работы оказало успокаивающее воздействие. Новая служба после катастрофы определённым образом реабилитировала его в