Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 Страница 43

— Вы очень добры, сударь… но мы живем очень далеко, нам с Магдаленой приличнее будет идти одним, — сказала она.

— Да скажите, что же неприличного в том, что мы с беарнцем проводим вас, ведь теперь так поздно? — сказал Мил он.

Этьен взял под руку Магдалену.

— Мы вам очень, очень обязаны, благородный господин…

— Не называйте меня так, зовите просто Милоном Арасским, как зовут меня товарищи, — добродушно возразил мушкетер, видимо, заинтересовавшись Белой голубкой.

— Ну хорошо, господин Милон, мы от души благодарны вам, — с чувством ответила Жозефина, — но именно потому, что вы так благородны и добры, вы не откажете нам в просьбе отпустить нас одних…

— А, вижу, вы не хотите, чтобы мы узнали, кто вы!

— Обещайте, господин Милон, ни хитростью, ни силой не стараться проникнуть в нашу тайну…

— Кто же может в чем-либо отказать вам, милая девушка!

— О, я знала, что вы и ваш товарищ благородные люди! — с признательностью произнесла Белая голубка.

— Этим вы отнимаете у нас возможность увидеть вас когда-нибудь опять, — заметил Милон укоризненным тоном.

— Вы будете иметь приятные воспоминания о том, что спасли двух беззащитных девушек.

— Извините, но я сохраню еще и надежду на новую встречу с вами.

— Завтра вы забудете об этом, а сознание доброго дела всегда останется при вас, — сказала Белая голубка с чувством и протянула своему спутнику руку.

— У вас в голосе и в глазах какая-то чарующая сила. Я рад, что знаю хотя бы ваше имя, ваша подруга называла вас Жозефиной. Будьте здоровы, милая мадемуазель Жозефина, если не позволяете дальше провожать вас.

— Я отведу тебя домой, Магдалена! Еще раз очень вам благодарны, господа, покойной ночи, — сказала Белая голубка мушкетерам, которые отвечали вежливым поклоном.

Магдалена благодарила со своей стороны. Жозефина взяла ее под руку, и через несколько минут девушки исчезли в ночной темноте.

— Честное слово, я слишком поторопился, обещав ей не следить за ними! — вскричал Милон.

Этьен, улыбаясь, взял товарища под руку.

— Ты, Милон, кажется, слишком пристально смотрел в глаза этой девушке. Полно, мы, военные, должны любить только шпагу.

— Может быть и так, беарнец, но все-таки она очень хорошенькая, никогда я такой не видел, в ее личике и в глазах что-то особенное. Что-то нежное и одновременно энергичное. Видел ты, как она со мной говорила? Ах, нашел… — вдруг радостно вскричал Милон.

— Что такое? — спросил Этьен, лукаво подмигнув.

— Ока нежна и мила, как голубка, — сказал геркулес.

— Ну, в таком случае, она тебе не пара, — громко рассмеялся беарнец, — ты ведь больше похож на ястреба!

— О, нет, клянусь. Да что тут толковать, — сказал Милон, подходя в своему дому и протягивая руку беарнцу, — мне едва ли удастся когда-нибудь снова увидеть ее!

XX. УЖАСЫ БАСТИЛИИ

Когда девушки ушли, старый торговец соколами вышел на средину своей слабо освещенной лавки и стал вглядываться в темноту улицы. Он надеялся дождаться человека, который был заодно с его спасителем, принцем Конде, и должен был за ним прийти с наступлением ночи. Вдруг старик, ни днем, ни ночью не знавший покоя, увидел какого-то мужчину в длинном темном плаще. Тот стоял, как бы выжидая, и даже приподнял немного шляпу, так что можно было разглядеть его бледное, гладко выбритое лицо и раскосые глаза, смотревшие на торговца соколами.

У старого патера Лаврентия задрожали колени. Этот человек наверняка был посланцем Кончини — Антонио, от которого его предостерегали девушки.

Теперь он погиб! Этот страшный человек, возможно, получил от своего кровожадного господина обещание богатой награды за голову старого патера Лаврентия.

Антонио двинулся к лавке. Немного поодаль шли двое каких-то знатных господ. Старик надеялся, что они спасут его. Но Антонио, по-видимому, очень осторожно действовал. Наконец, он подошел, поклонился и посмотрел на соколов.

— У вас славные птицы, — сказал он, — я любитель соколов, что вы за них хотите?

Патер Лаврентий едва мог говорить.

— Они уже все проданы, благородный господин, — вымолвил он дрожащим голосом.

— Как, все проданы? — удивился Антонио. — Вы, старик, и не стыдитесь лгать. Как же вы смеете оставлять в лавке птиц, которые вам больше не принадлежат?

— Святая Дева, конец мне пришел! — пробормотал патер Лаврентий, складывая руки.

— Вы, мне кажется, просто какой-нибудь беглый или шпион, и выставили здесь соколов только для вида.

— Что здесь происходит? — поинтересовались, привлеченные громким восклицанием, двое прохожих. — Что сделал этот торговец?

— Я хотел купить у него соколов, а он говорит, что они уже проданы. Старый мошенник врет. Пари держу, что тут что-нибудь не ладно. Это, верно, шпион. Я требую, чтобы его сейчас же взяли.

— Помогите господа, защитите меня от моего врага! Он только ищет предлога захватить меня в свои руки, — умолял патер.

— Вы, я вижу, распорядитель ярмарки, — обратился Антонио к одному из двоих подошедших мужчин. — Я управляющий маршала Кончини, по поручению которого пришел купить соколов. Мой высокий господин хотел преподнести их в подарок королю!

Распорядитель поклонился.

— К вашим услугам, сударь, — сказал он.

— Согласитесь, — продолжал Антонио, — что ответ этого торговца очень странен. Я спешу сюда по приказанию маршала, радуюсь, что птицы еще тут, значит, не проданы, и вдруг этот иностранец, он называет себя флорентийцем…

— Так и мне известно, — подтвердил распорядитель.

— Вдруг этот торговец, уверяющий, будто он меня знает, отвечает мне, что соколы проданы! Тут не все чисто, господа!

— Да, что-то не так, — засомневался распорядитель, не смея противоречить управляющему маршала.

— Что же подумает мой господин, когда я принесу ему подобный ответ? Он уже заранее радовался, что сделает удовольствие нашему августейшему монарху. Ведь и вам тогда придется поплатиться, господин распорядитель…

— Конечно, дело весьма странное.

— Я не смею явиться с таким ответом к моему господину и требую, чтобы торговец соколами следовал за мной.

— Совершенно справедливо.

Патер Лаврентий прошептал молитву, понимая, что попался в руки врагов.

— Господин распорядитель, этот иностранец не послушает меня. Прошу вас закрыть его лавку и взять товар под охрану, пока дело не прояснится, — с невозмутимым спокойствием сказал Антонио.

— В силу своих обязанностей, приказываю вам, флорентийский торговец, следовать за господином управляющим. Если станете сопротивляться, я вынужден буду употребить силу! — повелительно объявил распорядитель старику.