Ян Гийу - Путь в Иерусалим Страница 43

Однако отец Генрих по-прежнему был уверен в том, что у Господа имеются особые планы в отношении юного Арна. И до тех пор пока Господь не явит свою волю, задачей отца Генриха остается подготовка Арна к его предстоящему призванию. Он мог без преувеличения сказать, что делает для этого все возможное, но теперь оказалось, что и этого недостаточно. Рано или поздно Арн должен приобрести знания о греховном мире, находящемся extra muros — за монастырской стеной. Иначе он, уже будучи мужчиной, останется наивным, как ребенок, а такой мужчина часто бывает неразумным. Желание Господа таким быть не могло.

Когда на западный берег Юлланда обрушились осенние бури, пришло время собирать урожай. Жители рыбацких селений издревле считали своим законным правом искать на песчаном берегу обломки разбившихся кораблей, но теперь конунг Вольдемар запретил собирать вещи с кораблей всем, кроме монахов из Витскеля. Конунг посчитал, что этим решением он убьет сразу нескольких зайцев. Сбор добра, прибитого к берегу после кораблекрушения, вовсе не был безопасным занятием, поскольку тот, кто обнаруживал нечто ценное, вдруг замечал, что кто-то другой тоже ждет своей доли. Бонды и рыбаки убивали друг друга, и богатство, посылаемое морскими богами, пропадало зря.

Но теперь, когда поиск обломков затонувших кораблей по приказу конунга стал привилегией монахов, в этом деле должно быть больше порядка, а те, чьим ремеслом была ловля рыбы, обязаны для общей пользы целиком и полностью посвятить себя только этому занятию. Монахи лучше, чем все остальные, могли разобраться в своих находках и понять, что может пригодиться. Таким образом, дары моря использовались теперь с большей выгодой. Было гораздо разумнее, чтобы монахи, обнаружив ценные предметы, приводили их в надлежащий вид и потом продавали людям, чем если бы невежды попортили множество хороших вещей. Это решение королевской власти было мудрым.

Но не все жители побережья сочли его законным и справедливым. Многим совсем не нравилось, что они должны отказаться от традиции, существовавших с незапамятных времен.

Некоторые говорили, что монахи, словно саранча, налетают на любую выброшенную морем вещь и после них на берегу ничего не остается. В этих утверждениях была и правда, и чувство зависти. Монахи из Витскеля, как правило, выполняли свою работу неторопливо, если только их не подгоняла плохая погода. Они могли спокойно и методично работать при свете дня, употребляя в свою пользу все, что они находили, а не только те вещи, которые выглядели наиболее ценными или которые было легко перевозить. Монахи несли в свой дом, в Школу Жизни, все, что им попадалось: расщепленное дерево — на дрова, уцелевшие куски обшивки и мачты для сооружения собственных кораблей, шерсть для прядилен, семена для пашни или рожь и пшеницу на продажу, шкуры и кожи для кожевенных мастерских, прутковое железо для кузниц, украшения и драгоценности для отправки в Рим; всему они могли найти применение. Но они также делали то, чем никогда не стали бы заниматься местные жители. Они хоронили погибших по христианскому обычаю.

Подобная экспедиция могла продолжаться до десяти дней. Большинство находок перевозилось на тяжелых повозках, запряженных быками, и обратный путь в Витскель занимал в два раза больше времени, чем дорога налегке к морю.

Брат Гильберт всегда отправлялся в эти поездки, и не только потому, что в них могла пригодиться его огромная сила, но и из-за того, что он вместе с Арном за короткое время покрывал огромные расстояния вдоль морского побережья. Когда обоз из Школы Жизни добирался до песчаного берега, монахи разбивали там лагерь, а потом брат Гильберт и Арн отправлялись каждый в свою сторону, чтобы выяснить, куда лучше двигаться дальше. Брат Ги Бретонец, разумеется, тоже был с ними, потому что никто в Школе Жизни не знал больше него о море, его опасностях и его дарах. Остальные монахи ездили на берег по очереди, согласно расписанию, составленному отцом Генрихом. Почти все братья с удовольствием отправлялись в путешествие, поскольку работа на побережье была совершенно новой для них, вид моря — прекрасен и было так интересно наблюдать, как Господь, одной рукой отнимая добро у мореплавателей, другой дарит его своим служителям.

Арн был вдвойне благодарен за то, что ему всегда позволялось участвовать в этих поездках. Он мог скакать на Шамсине вдоль бесконечного песчаного берега так быстро, как он хотел, особенно там, где разбивался прибой и песок был мокрым и плотно утрамбованным, так что у Шамсина была хорошая опора и широкий обзор, и жеребец мог свободно и легко лететь вперед. Галоп коня был настолько широким, что движения седла вверх и вниз почти не ощущались. Для маленького всадника эта скачка казалась не обычной ездой, а мечтой, ставшей явью. У Арна была возможность делать то, что он хотел больше всего. Но при этом он выполнял важную работу на благо своих братьев, как и тогда, когда мог петь в церковном хоре.

Но однажды, на втором году работы, произошло нечто неслыханное. В редком сосновом лесу, на расстоянии четверти перехода от моря, на обоз из Школы Жизни, возвращавшийся домой, напали буйные разбойники. Скорее всего, это были отчаявшиеся собиратели обломков кораблей из какого-нибудь близлежащего селения, которые выпили слишком много пива и решили наказать жирных монахов за то, что те воруют добро, по праву принадлежащее людям моря. Грабители были вооружены несколькими копьями и мечами, а один из них, сидевший на низенькой крепкой северной лошадке, угрожающе размахивал старинным боевым топором.

Тяжелые дубовые повозки с окованными железом колесами со скрипом остановились. Монахи даже не пытались бежать и стояли, склонив головы в молитве. Человек с секирой неуклюже направил свою лошадь на ехавшего первым брата Гильберта, позади которого, чуть сбоку, ехал Арн. Мальчик тотчас последовал примеру брата Гильберта, набросил на голову капюшон и обратился к Богу, хотя не знал точно, о чем Его надо сейчас просить. Но тут человек с секирой крикнул, чтобы все отошли от повозок, потому что здесь те, кому должны принадлежать дары моря. Брат Гильберт молчал, по-прежнему погруженный в молитву, что вызвало неуверенность и злость разбойника, и он грубо заорал, что молитвы тут не помогут и все немедленно должно быть выгружено из повозок.

Тогда брат Гильберт ответил, что он, естественно, молится не о сохранении корабельных обломков, а о спасении душ заблудших людей, которые рискуют навлечь на себя несчастье на весь остаток их земной жизни. Грабитель сперва был ошарашен, но потом еще больше рассвирепел и пришпорил коня, пытаясь ударить брата Гильберта.