Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах - Николас Старгардт Страница 43

военным полицейским. Они выпотрошили гардероб и забрали бритву Давида и два старых лезвия, а затем потребовали деньги и новое нижнее белье. «Парень-ариец, – заметил Давид, – проводивший эту экскурсию, шепнул разочарованному офицеру, что тот должен, по крайней мере, забрать меня на принудительные работы, но офицер ничего ему не ответил». Мать Давида тряслась от страха еще долго после того, как они ушли. Мальчишке, по-видимому, понравилось третировать евреев – он каждый день приводил для обыска новых людей [23].

Чтобы Давид не угодил в неприятности, мать заставляла его что-нибудь съесть и быстро отправляла в школу. Но и в школе дела шли неважно. Директор исключил Давида и девять других мальчиков из его класса за неуплату и согласился принять обратно только после того, как одна женщина, друг семьи, собрала достаточно денег, чтобы оплатить его занятия до декабрьских каникул. Ссора с директором разворачивалась публично, и Давид уходил, кипя от ярости и унижения. «Я проклинал его в душе своей изо всех сил и поклялся рассчитаться с ним когда-нибудь “при другом общественном строе”», – пообещал себе Давид (иначе говоря, он решил отложить свою месть до победы коммунистов) [24].

8 ноября Давида ждал новый странный опыт – он отправился в школу «в повседневной одежде и без школьного значка, этого гордого украшения ученика». Лодзь только что присоединили к той области Западной Польши, которая была аннексирована Великим Германским рейхом, и накануне в немецкой газете объявили о новых ограничениях. Евреям запрещалось передвигаться по главной улице города – Петрковской и носить какую бы то ни было униформу, включая брюки с лампасами и школьные пиджаки с блестящими пуговицами. 10 ноября, накануне национального дня Польши, 22 человека из Совета еврейской общины арестовали и – хотя Давид об этом еще не знал – казнили. 15 ноября сожгли одну из синагог, потому что у Совета еврейской общины не нашлось 25 миллионов злотых, которые требовали для выкупа. Но когда Давид узнал, что местных немцев приглашают вступать в ополчение, его опасения по поводу того, на что они окажутся способны, если оккупационная власть ослабеет, начали перевешивать его страх перед немецкими солдатами и администраторами Рейха [25].

С 18 ноября всех лодзинских евреев обязали носить желтые повязки. Не рискуя выходить на улицу, Давид оставался дома. Первые сообщения звучали обнадеживающе: «Поляки опускают глаза при виде евреев с нарукавными повязками. Друзья уверяют нас, что это ненадолго». Однако к началу декабря ходить в школу уже почти не имело смысла. Учителя пропадали после массовых арестов, уроков почти не было. К 11 декабря даже этот мальчик, почти каждая страница дневника которого свидетельствовала о его тяге к книгам и знаниям, ощутил глубокое разочарование: «Я совсем не хочу больше ходить на эти замещающие чтения и сокращенные уроки». В тот же день семью Давида настиг новый страх. Его отец поспешно вернулся домой с известием, что в шесть часов вечера начнется депортация евреев из Лодзи. Следуя примеру соседей, они начали собирать вещи. Один только Давид объявил, что все это дикие слухи, и улегся спать. Но к вечеру 13 декабря Еврейский совет подтвердил, что через четыре дня начнется запланированная депортация всего населения. Те, кто, подобно дяде Давида, мог заплатить за место в машине или повозке, бежали на юг, в Чехию и Моравию, или выбирали более опасный путь на восток, в советскую зону. Но Сераковяки, не имевшие даже меноры, чтобы зажечь свечи на Хануку, не могли позволить себе уехать. Свою первую праздничную свечу они зажгли в полой картофелине с фитилем, скрученным из ваты [26].

В то время как жизнь лодзинских евреев становилась все хуже и хуже, новости, доходившие до ушей Давида, делались все лучше и лучше. Люди утверждали, что 19 ноября слышали репортаж Би-би-си о семичасовом бое между советскими частями и немцами под Львовом. За день до этого две тысячи британских самолетов сбросили бомбы на Берлин, превратив его во вторую Варшаву. 1 декабря люди говорили, что Гамбург оккупирован английскими воздушно-десантными войсками, Берлин охвачен огнем, Рейнская область лежит в руинах, а Данциг горит. Давид отмахивался от этих новостей. «Красивые картинки, – с сожалением замечал он, – только чем они нам помогут?» Но пока цены на продовольствие продолжали расти, угля оставалось все меньше, на улицах становилось все опаснее, а новости о депортациях звучали все более пугающе, тайные владельцы радиоприемников давали людям новую надежду. Гитлер после своей речи в рейхстаге в начале октября больше ни разу не выступал на публике: должно быть, он умер или его отстранили от власти [27].

По городу носились противоречивые слухи, озадачивавшие не только евреев. Недавно созданное Управление СС по вопросам переселения оказалось в затруднительном положении. В ноябре 1939 г. Лодзинский район был присоединен к другим польским округам, вошедшим в состав новой немецкой рейхсгау Вартеланд. Таким образом, в Великий Германский рейх влились еще 300 000 евреев из области, на протяжении XIX в. находившейся под властью Российской империи. В период с 1 по 17 декабря СС завершили депортацию всех евреев из западной – бывшей прусской – части Вартеланда. Однако, несмотря на все приложенные усилия, нехватка угля в зимнее время вынудила их досрочно свернуть операцию и оставить лодзинских евреев на месте. В качестве промежуточной меры 19 января 1940 г. Управление СС по переселению решило создать временное гетто для размещения 160 000 евреев города Лодзь. Это было первое из созданных в Польше крупных гетто, и следующие два года оно оставалась вторым по величине центром содержания евреев в Европе. 30 апреля 1940 г. ворота нового гетто в захудалом северном районе города окончательно закрылись, и с этих пор Давид Сераковяк и его родители были вынуждены ютиться в переполненных кварталах – все, что осталось от еврейской Лодзи. Выйти оттуда ему больше не удалось [28].

Лодзь, или, как ее теперь называли немцы, Литцманштадт, оказалась на восточной окраине чрезвычайно быстрого и насильственного процесса немецкого колониального заселения. В четвертый раз за свою историю Польша оказалась разделена между немецким и русским государствами, и немецкая часть немедленно подверглась административному дроблению. Вагоны для скота, которые раньше использовали для массовой переброски армии, превратились в средство перемещения населения [29].

Немцы занимались изгнанием поляков и евреев, чтобы расчистить территории для немецких поселенцев. Стремясь обратить вспять продолжавшийся десятки лет отток немцев из восточных провинций, нацисты сосредоточились на привлечении немецких поселенцев, особенно с территории, удерживаемой Советским Союзом, чтобы наполнить жителями две новые рейхсгау: Данциг и Западную Пруссию, простиравшуюся от побережья Балтийского моря на юг до Бромберга и Торна, и