Станислав Вольский - Завоеватели Страница 44

— Несомненно, другая. И, может быть, даже совсем не змея. Со мной был однажды такой же точно случай. Если бы меня не укусила вовремя змея, я по дружбе ввязался бы в одно опасное и гибельное для меня дело. Но у меня разболелась нога, и я, как и вы, остался дома. А потом оказалось, что это была совсем не змея, а простая пиявка. Выпьемте вот этот кубок за ее здоровье!

— И за здоровье того, кто ее выдумал, — с улыбкой добавил Пизарро. И тут же он стал рассказывать о наградах, данных Альмагро и прочим участникам экспедиции.

Фердинандо Кортес. Медаль 1529 года.

Кортес перебил его:

— Альмагро, Альмагро… Как же, помню, я встречал его на острове Эспаньоле. Храбрый солдат, только слишком уж простоват и любит выпить. А когда выпьет, начинает ругаться и непочтительно отзывается о нашем всемилостивейшем короле. Вы упоминали в Совете по делам Индии об этой его особенности?

— Я считал себя не вправе скрыть это от столь высокого учреждения, сеньор Кортес.

— Ну, конечно, конечно… И тогда сеньор секретарь, наверное, почесал за ухом и повторил свою любимую поговорку: «Смирного быка пускают по лугу, а бодливого держат на привязи». А член Совета, граф Рибейра, сказал: «С Альмагро — довольно будет и одной крепости». И вопрос был решен.

— Вы говорите так, словно сами присутствовали на заседании, сеньор Кортес! — с восхищением воскликнул Пизарро.

— Все заседания так же похожи одно на другое, как все конквистадоры друг на друга, — небрежно бросил Кортес. — Вы, сеньор Пизарро, похожи на меня. Я готов ссудить вам денег, ибо знаю, что мои дукаты не пропадут. Кроме того, я дам вам письмо к севильскому богачу, сеньору Диего Перес. Он и его приятели вас выручат.

Через несколько дней после поездки к Кортесу у Пизарро было уже столько денег, что можно было приняться, за снаряжение экспедиции. Когда были закуплены корабли, лошади и оружие, Пизарро поехал на родину вербовать солдат.

Город Трухильо остался почти таким же, что и тридцать четыре года назад, но сколько людей умерло и как изменились знакомые лица! Тетка Кармен давно лежала в могиле, домишко ее почти развалился, и жила в нем ее одинокая дочь, когда-то красивая смуглая девушка, а теперь беззубая, сгорбленная, придурковатая старуха. Дона Антонио уже тридцать лет как похоронили. «Хороший был старик, — думал Пизарро, оглядывая знакомые окна. — Плохо бы мне пришлось без его дукатов и его амулета. И крепко меня любил, упокой, господи, его душу!» Сразу вспомнилось прощание с доном Антонио — так ясно, как будто это было вчера, — вспомнились катившиеся по старческим щекам росинки, и худые руки, торопливо развязывавшие заветную тряпочку, и высунувшееся из окна морщинистое лицо. Как недавно все это было! Веки конквистадора задрожали, и по щеке нежданно-негаданно сползла слеза, первая слеза за последние тридцать четыре года. Пизарро поспешно, как бы стыдясь, смахнул ее и зашагал дальше. Отцовский дом такой же сумрачный, такой же тихий. Старого пастуха давно нет. И мать и отца больше двадцати лет назад снесли на кладбище. А братья — как они постарели! Вон стоит у окна старший, Эрнандо, — вылитый отец! Седая голова, седая борода, а стан стройный и гибкий, и глаза ясные, как у коршуна. В конце улицы идут Гонзало и Хуан. Гонзало — крепкий мужчина, Хуан — моложавый человек.

За те два дня, что Пизарро провел в Трухильо, он успел приглядеться к этим полузабытым братьям. Все они служили в солдатах, хорошо знали военное дело и твердо помнили отцовские заветы: не верить другу, не щадить недруга, крепко держать добычу и советоваться только со своей головой. В Новом Свете они будут недурными помощниками.

Пизарро возьмет их с собой.

Кроме братьев, Пизарро никого не навербовал на родине. Земляки угощали его старым вином, пели в честь его застольные песни, вспоминали давние годы, но на великого конквистадора смотрели с опаской. Такие тихие, осторожные, скупые на слова люди, да еще из рода Пизарро, редко бывают щедрыми капитанами. Их солдаты привозят домой много ран и очень мало дукатов. «Нет, пусть попробуют сначала другие, а мы пойдем потом», говорили трухильские гидальго за кружкой вина. И ни один из них не присоединился к четырем Пизарро, когда те выезжали из городских ворот.

По возвращении в Севилью Пизарро начал набор солдат. Но и там солдаты шли не очень охотно. Слухи о мытарствах испанцев на неизвестном материке распространились по всей стране. Индейское золото соблазняло, но индейские лихорадки, змеи, отравленные стрелы и непроходимые болота отпугивали людей. Согласно грамоте, Пизарро должен был набрать отряд в двести пятьдесят человек и тронуться в путь через шесть месяцев. Назначенный правительством шестимесячный срок давно прошел, а между тем до указанного числа не хватало больше сотни. Власти могли придраться к этому и сорвать всю экспедицию. Во что бы то ни стало надо было отправляться. В темный январский вечер 1530 года Пизарро, не предупреждая начальства, собрал на борт своего корабля солдат и прикомандированных к экспедиции духовных особ и дал приказ отчаливать.

— Я буду ждать тебя на острове Гомере, что у Канарских островов, — сказал он на прощанье брату Эрнандо, которому было поручено командование над двумя другими кораблями. — Как только окончишь самые необходимые приготовления, немедленно уезжай. Промедление может погубить всю экспедицию.

Эрнандо никто не задержал, и через несколько дней он прибыл на остров Гомеру. В апреле 1530 года экспедиция бросила якорь у побережья, а в начале мая Пизарро, со всем отрядом, лошадьми и боевым снаряжением пересек перешеек и добрался до Панамы.

XXI

Когда сподвижники Пизарро узнали о содержании королевской грамоты, почти все они сочли себя обиженными и обманутыми, но больше всех негодовал Альмагро. Ведь он был компаньоном Пизарро, его правой рукой. Он надеялся, что Франсиско не забудет его заслуг, а Франсиско устроил так, что ему бросили обглоданную кость. Старый солдат хватался за шпагу, проклинал и коварного друга и королевский двор, и, если бы не посредничество де-Люке, дело дошло бы до поединка. В конце концов вкрадчивый падре — ныне епископ — уговорил раздраженного вояку.

— Договор остается в силе, — уверял он его. — Доходы будут делиться на три равные части. Если поход ваш кончится благополучно, твоя часть будет настолько велика, что ты забудешь и о должности и о жалованье.

Этим же соображением утешали себя и прочие недовольные. Ропот понемногу стих. Но экспедиция оттягивалась: колонисты, напуганные рассказами о злоключениях прошлой экспедиции, шли неохотно, и вместо ста солдат в Панаме удалось набрать только пятьдесят. Общая численность отряда не превышала, таким образом, ста восьмидесяти человек. С такими силами мудрено было покорить целую империю.