Густав Эмар - Курумилла Страница 44

Приказание немедленно было исполнено.

Народ принял это великодушное решение графа с неописуемым восторгом. Пленники поспешили оставить лагерь, высказывая на прощанье свою признательность графу.

Дон Луи обратился к дону Исидро:

— А вы, капитан, должны смотреть на меня, как на своего брата, мы служим с вами одному и тому же делу. Ведь вы один из львов той войны, которая разрушила испанскую власть… Возьмите же вашу шпагу. Такой храбрый воин всегда должен ее носить.

Капитан мрачно посмотрел на графа.

— Почему я не могу ненавидеть вас по-прежнему! Лучше бы вы меня оскорбили, ваше великодушие для меня мучительно. Теперь я не могу быть свободным в своих действиях.

— Вы свободны, капитан. Мне не надо ни вашей благодарности, ни вашей дружбы. Я поступил так, как предписывал мне долг. Пойдем каждый своей дорогой, только постараемся не встречаться друг с другом.

— Вашу руку, кабальеро, и позвольте вам сказать…

— Говорите.

— Остерегайтесь тех людей, которым вы доверяете.

— О чем вы?

— Больше я ничего не могу сказать… В противном случае я сам сделаюсь изменником.

— Опять измена… со всех сторон… — прошептал граф.

— Прощайте, кабальеро. Если я не могу желать успеха вашим предприятиям, я все-таки не пойду против них, и если вы не увидите меня в рядах своих друзей, то не увидите и в рядах врагов.

Старый офицер вскочил в седло, грациозно раскланялся с присутствующими и ускакал.

Празднество продолжалось целый день. Великодушный поступок графа с пленными произвел желаемое впечатление, в глазах местных жителей французы сразу выросли на полфута. Граф вдруг приобрел влияние в Соноре. Его экспедиции предсказывали благополучный исход.

К вечеру Луи собрал всех офицеров на тайный военный совет. По счастливой случайности он поручил дону Корнелио съездить в Магдалену и закупить там новых лошадей. Таким образом, испанец не присутствовал на совете.

На этот раз он каким-то чудом избежал острого глаза охотника. Утром, часа за два до прихода пленников, он проскользнул никем не замеченный в лагерь. Для того, чтобы сохранить тайну, ему пришлось зарезать свою лошадь, но зато никто не мог подозревать его, а если б это и случилось, он тотчас представил бы алиби.

В восемь часов пробили вечернюю зарю и закрыли лагерные заграждения. Офицеры отправились в штаб-квартиру — в палатку графа.

Часовых расставили кругом палатки на таком расстоянии, чтобы они сами не могли слышать происходящего в ней. Им был отдан приказ стрелять в первого, кто вздумает пробраться к месту собрания.

Граф сидел за столом, на котором была развернута карта дорог Соноры.

На совет собрались пятнадцать человек. Тут же присутствовали и Валентин, и Курумилла, и Весельчак. Последний был связан с графом такой тесной дружбой, что невозможно было не допустить его на совещание.

Когда все вошли, дверь заперли. Граф встал. — Друзья! — начал он твердым, но приглушенным голосом, чтобы его не слышали за стенами палатки. — Экспедиция наша начинается только теперь. Все, что мы сделали до сих пор, не имеет особенного значения. Я сам и мои люди поразузнали о намерениях здешних богатых асиендадос. По моему мнению, они расположены к нам, но полагаться на них, доверять им очень рискованно. Эти землевладельцы ничего не сделают для нас, пока мы не будем иметь точки опоры в Соноре. Другими словами, нам необходимо захватить какой-нибудь город. Если это удастся — наше дело выиграно, потому что вся страна будет за нас… Я избрал Магдалену местом нашего лагеря именно потому, что от нее идут дороги в три важнейших города Соноры. Одной из них нам необходимо овладеть, но какой же именно? Этот вопрос я намерен предложить на ваше рассмотрение. Все три города переполнены войсками, мало того, генерал Гверреро занял дороги, идущие туда, и поклялся истребить нас всех до единого, если мы осмелимся сделать хоть шаг вперед. Но я думаю, — прибавил он, улыбаясь, — вас это особенно не тревожит. Будем же решать, какой город нам брать. Капитан де Лавиль, прошу вас высказать свое мнение. Капитан поклонился.

— Граф, — сказал он, — мне думается, что лучше всего обратить внимание на Сонору. Правда, это новый город, но он носит имя страны, которую мы хотим освободить, а это очень важно.

Несколько офицеров по очереди высказали свое мнение — большая часть из них соглашалась с капитаном де Лавилем.

— А что ты думаешь? — обратился граф к Валентину.

— Я ведь не из ученых, как ты знаешь, милый брат, но в военном деле кое-что понимаю, кажется, уже имел возможность освоиться с ним… Нужен город богатый, промышленный, чтобы защитить его зажиточных обитателей в случае нападения. А если тебе придется иметь дело со слишком большой армией — будет верное место, куда можно отступить.

— Действительно, нам необходимо овладеть городом, который сочетал бы все эти условия.

— Такой город существует…

— Это Эрмосильо, — сказал Весельчак.

— Именно Эрмосильо, — подтвердил Валентин. — Во-первых, он окружен крепкими стенами; потом, он служит главным торговым пунктом страны, следовательно, очень богат. Но главное, что говорит за него, — это то, что он находится всего лишь в каких-нибудь пятнадцати милях от Гуаймаса — гавани, где может высадиться подкрепление, если в случае нужды мы потребуем его из Калифорнии, и куда мы сами можем укрыться, если будем вынуждены отступить.

Все признали справедливость слов Валентина.

— Я тоже стою за Эрмосильо, — сказал граф, — но не скрою от вас, что генерал Гверреро, как опытный солдат, отлично понимает выгоды, которые мы извлечем из обладания этим городом, а потому и сосредоточил там весьма значительные силы…

— Тем лучше, — вскричал капитан де Лавиль, — по крайней мере, мексиканцы с первого раза узнают нас.

Слова молодого капитана встретили с большим сочувствием. Было окончательно решено идти на Эрмосильо.

— Еще только одно замечание, — сказал граф. — Мексиканцы овладели тремя дорогами, надо будет все разведать вокруг и постараться обойти их заслоны.

— А уж это моя обязанность, — со смехом заявил Валентин.

— Отлично, мы сначала помучаем наших врагов: будем показываться на разных дорогах, а потом форсированным маршем пойдем на Эрмосильо. Только я боюсь, что мы потеряем много людей.

Тут встал Курумилла.

До сих пор араукан молча курил свою трубку. Казалось, он и не слышал, о чем толковали на собрании.

— Пусть говорит вождь, — сказал Валентин. — Мы должны особенно ценить его слово.

Все замолчали.

— Курумилла, — начал араукан, — знает проселочную дорогу, которая значительно сократит путь и которая мексиканскому генералу неизвестна. Курумилла проведет своих друзей.