Китай у русских писателей - Коллектив авторов Страница 44

на тесноту дороги, все же беспрестанно встречаются крестьянские дома и пашни. Каждое маленькое для посева местечко, сажени в две длиной, уже распахано; меньшие кусочки мягкой земли, аршина в два, заняты овощами: где посажена редька, где несколько кочней капусты, где грядка луку, где только возможно, построены фанзы; дворов, конечно, нет; осел или корова помещаются на дороге, у которой вы проходите; для свиней устроена клетушка, очень живописно повисшая над обрывом; южные дома бедняков делаются из плетня, обмазанного глиной, а кровля из соломы; на севере фанзы кирпичные и кровли из черепицы. Во время нашего перехода через горы у китайцев праздновали новый год, самый большой их праздник, праздник наступления весны. Сначала везде шли приготовления к празднику. За теснотой жилищ и неимением дворов все эти приготовления совершались на улице, где мыли столы и скамьи, где стирали белье, где оклеивали окна и двери новой бумагой, где разнимали свинину, хозяйки стряпали. Дети уже обновили новенькие платья. Самый праздник мы провели в деревенском доме, чтобы дать праздник носильщикам и подводчикам. С вечера вся деревенька расцветилась фонарями и почти неумолкаемо оглашалась взрывами ракет; это не была детская забава: отцы семей жгли ракетки в честь богов. Всю ночь народ не спал; ночью стряпали и устраивали ужин, утром опять жгли ракетки и стреляли. Хозяева дяна и наши носильщики приходили и к нам с поздравлением, причем приносили нам праздничный подарок в виде сдобного печенья, а во время своего обеда принесли и нам своих блюд, приготовленных на этот раз из мяса и очень вкусно. Носильщики, впрочем, и ради праздника не изменили своих привычек: весь свободный день и даже канун праздника они провели, играя в карты. На второй день праздника мы продолжали наш путь. Разница была в том, что торговля на улицах почти совсем прекратилась – улица теперь оживлялась гуляющим и разодетым по-праздничному народом, очень часто играли в карты и еще в какую-то игру денежную; игроков обыкновенно окружала густая толпа зрителей. Местами были качели, и молодые женщины, молодые люди и дети качались; взрослых девушек не было видно.

У подножия гор был небольшой городок; выехав из него, мы очутились в широкой долине р. Хань, направо и налево были видны горы, и все ровное пространство, покрытое полями, было усеяно отдельными домиками и деревнями; по дороге были и большие деревни. Благодаря теплу и праздничному времени на дороге и на улицах было очень людно: нарядно одетая молодежь делала свои праздничные визиты к родственникам, в руках у них всегда находились корзиночки с праздничными подарками. Разносчики сновали со сластями вдоль по дороге; между дешевыми лакомствами главное место здесь принадлежало палкам сахарного тростника – его строгал и сосал всякий мальчишка, много также было «мандаринов» – их на нашу копейку можно было купить пару. Много также продавалось дешевых игрушек. Эта оживленная картина, почти не прерываясь, продолжалась во весь наш дневной переход верст в 40. Здесь женщины менее уродуют свои ноги и потому принимают более деятельное участие как в работах мужчин, так и в их увеселениях. На другой день мы снова вошли в горы, но здесь они носили совсем другой характер: скал не было, вершины были плоски, и все долины были как бы превращены в ряды непрерывных озер – это были рисовые поля, приготовлявшиеся к посеву: к вершине рисовые поля сменялись обыкновенно полями пшеницы, а на крутизнах сеяли уже только кукурузу. Население в горах живет беднее, но народ нам больше нравился, был красивее и приветливее.

После трудной горной дороги наши носильщики захотели отдохнуть и, пойдя к реке Джалиндзян, наняли лодку, поставили туда нас в носилках, сели сами и поплыли по течению; к ним присоединилось еще несколько носильщиков тяжестей, и лодки наполнились до того, что люди сидели уже не только на лавках, но и на полу. С лодки нам было очень удобно любоваться берегами; на них замечательно ясно были видны мощные складки песчаниковых слоев, точно будто горы были сложены из рядов бумаги; местами были домы; здесь видны были следы балконов, некогда тянувшихся над рекой на расстоянии верст двух или больше; теперь оставались только выдолбленные дыры в камне. Незадолго до города Гуаньданя, где мы должны были высадиться, нам открылось очень оригинальное зрелище. Вся береговая скала сверху донизу разделена пещерами и нишами, в которых стояли статуи богов; были между ними большие, в несколько сажен, были и маленькие, одни сидели по буддийскому обычаю, другие изображались стоя; некоторые пещеры рядами статуй очень напоминали мне наши древние христианские изображения, как будто виден иконостас древнего храма. Монастырь этот называется «Тысяча Будд»; в нем, говорят, живет до 500 монахов.

Город Гуаньюань, должно быть, очень старинный. В нем толстые, крепкие стены и башни, его набережная выстлана плитняком, на пристани в реку спускаются лестницы. Мостовые здесь везде, на улицах, на дворах, в конюшнях и комнатах: везде вымощено крупными плитами и, кажется, везде одинаково грязно; даже дальше города большая дорога сплошь вымощена, где пошире – в несколько плит, где в одну, чтобы оставить только тротуар для носильщика. Из Гуаньюаня мы выступили 15 февраля. Было тепло; на пашнях попадались цветущие бобы; капуста и редька были уже роскошны, а народ целыми семьями с ребятами всех возрастов работал на пашнях; пшеница была уже в четверть высоты, но вся остальная природа, не тронутая рукой человека, казалось, еще не просыпалась. Это производило странное впечатление.

Отсюда дорога опять пошла горная. В первый день она вся почти состояла из лестниц и была проложена по вершинам, так что вид открывался в обе стороны; внизу обыкновенно, как стекла громадной оранжереи, видны были ряды залитых водой рисовых полей, а ближе к нам все пространство было разделено под пашни; между ними везде росли туи. Их темная мрачная зелень резко выдавалась на ярко-красной почве. Туи осеняли также и дорогу; здесь, не тронутые рукой человека, они достигали громадных размеров: в два-три человеческих обхвата бывал их ствол, и густые нежные веточки хвои бросали тень далеко – под ними почти не было травы; каждое дерево было так живописно, что просилось на картинку. По дороге не прерываясь шли носильщики: тяжести на мулах почти не встречались. Горные селения были тесны; их улицы часто также состояли из лестниц. Несмотря на красоту отдельных мест, в общем, страна представляла ужасно скучный вид.

После нескольких дней в горах мы, наконец, спустились в Чентуфуйскую равнину; здесь ландшафт опять изменился. Перед нами почти все пространство залито водой; лишь оазисами выдаются деревеньки, осененные