Вилис Лацис - Потерянная родина Страница 45

Однажды в Бискайском заливе Ако видел, как Марго в смущении отняла свою руку, когда молодой Кемпстер пытался погладить ее. Пять дней спустя Ако видел эту же самую руку в пальцах Фреда, он играл ею, смотрел куда-то вдаль и, разговаривая, улыбался. И Марго тоже улыбалась, смущенная и взволнованная. А старый Фарман держал себя так, будто он ничего не замечает и не знает. Какая-то сила, намного превышавшая разум этих людей, делала свое дело. И когда они зашли в итальянскую гавань, разгрузились и через греческий архипелаг приближались к Мраморному морю, старый Фарман сделался вовсе слепым, зато Ако охватывало все большее беспокойство. Убирая каюту Марго, он иногда по утрам находил в пепельнице окурки сигарет. Марго не курила.

Ужинал молодой Кемпстер в салоне вместе с Марго и капитаном, но старый Фарман в таких случаях частенько вспоминал, что ему еще необходимо кое-что сделать в штурманской рубке либо отдать распоряжение боцману на завтрашний день. Он уходил, а Марго и Фред оставались одни.

Письма от Харбингера старый Фарман передавал своей дочери так, чтобы Фред не видел. И, написав ответ, Марго сама относила письма в порт, в почтовый ящик, либо тайком отдавала Ако, строго наказав отнести и опустить так, чтобы никто не видел.

Несколько дней Марго казалась очень встревоженной и подавленной. Фред Кемпстер держался как-то в стороне, а капитан неоднократно подолгу серьезно беседовал с дочерью. Ако не знал, что в это время происходило в душе Марго, но он смутно чувствовал, что это нечто важное и решающее. Потом троица, обретавшаяся в каютах салона, как будто повеселела. Фред Кемпстер снова улыбался и весело болтал с Марго, но девушка избегала смотреть Ако в глаза. Капитан Фарман теперь выглядел таким напыщенным и самоуверенным, как никогда раньше. Прогуливаясь по.верхней палубе или капитанскому мостику, Фред Кемпстер брал Марго под руку, иногда они останавливались и, прижавшись плечом друг к другу, подолгу оставались в таком положении, глядя вдаль. И каждый раз, когда Марго что-нибудь говорила, она смотрела Фреду в глаза и улыбалась так нежно, как обыкновенно улыбаются девушки своим любимым.

Это была новая, непостижимая загадка для Ако. Он знал, что Эдуард Харбингер возлюбленный Марго. Теперь он видел, что и молодой Кемпстер мил ей. Как это возможно, чтобы одна девушка любила двух юношей? Или, может быть, Харбингер больше не мил ей, потому что его здесь нет? Если так, тогда и…

Будто чья-то невидимая рука вдруг сжала сердце Ако, он вспомнил Нелиму, смуглую девушку на далеком острове. Не забыла ли и она своего друга и не нашла ли другого милого? Может быть, это Манго, с которым она при свете луны сидит на берегу острова и смотрит на отражение звезд в водах лагуны… Быть может, она уже живет в хижине какого-нибудь юноши, готовит ему пищу и ожидает его возвращения с рыбной ловли… Нелима…

Ако понял, как сильно должно болеть у Харбингера сердце, если бы он узнал, что случилось с его девушкой, — сердце белого человека болело бы так же, как и сердце темнокожего. Но Харбингер не знал этого, так же как не знал и Ако, что случилось с Нелимой. Оба они жили предположениями и надеждой.

Будто поняв, какие мысли угнетают Ако, Марго однажды сама заговорила с ним:

— Ако еще помнит своего друга Харбингера? — спросила она.

— Я никогда не забуду своего друга, — ответил юноша.

— Это правильно, Ако, его не надо забывать, — вздохнула девушка. — Он хороший человек. Много на свете хороших людей.

— А мистер Кемпстер тоже хороший? — спросил Ако.

— Да, Ако. И он богатый, сильный человек… намного сильней Харбингера. Если он захочет, то Харбингеру и всем нам будет хорошо, если не захочет, у нас начнутся большие неприятности.

— Как человек он лучше Харбингера?

Марго долго не отвечала. Темная тень легла на ее прекрасное лицо, которое имело счастье и несчастье слишком походить на лицо известной певицы, и ее голос как-то осекся, когда она сказала:

— Харбингер далеко отсюда и долго останется там — этого требует его работа. А когда он вернется из-за моря… мы будем друг другу чужие.

— Почему чужие?

— Потому что мы… я и отец… да и Харбингер… слабее мистера Кемпстера, а от него зависит наша жизнь.

— Ваша жизнь? Разве вы не можете жить, если он не благоволит к вам? — удивился Ако.

— Лучше, если он благоволит. Человек живет только раз, и ему хочется прожить свою жизнь лучше, красивее, приятнее, так, чтобы взять от нее как можно больше. Мистер Кемпстер так богат, что ему доступно все, чего только может пожелать человек. Эдуард Харбингер может иметь только то, что в его возможностях, и это гораздо меньше того, что может Кемпстер. С ним, с Кемпстером, я смогу жить в роскоши, он мне даст все, о чем я мечтала… и он хороший и милый человек. Эдуард Харбингер тоже хороший и милый, но он не может дать всего, что мне нравится.

— А разве Кемпстер лучше и милее Харбингера? — еще раз переспросил Ако. На этот раз Марго оставила его вопрос без ответа.

Тогда Ако сказал:

— Жить на свете совсем просто, если человек правильно оценивает вещи, — так меня учил Мансфилд. Кушать можно только одним ртом, спать можно только в одной кровати и надеть можно только одно платье. И если есть что кушать для одного рта, если есть постель и одежда, то все остальное лишнее и ничего не дает человеку. Если один человек хочет больше, чем ему полагается, то он обкрадывает другого человека, — это тоже мне говорил Мансфилд. А он умный человек.

— Ах, Ако, тебе этого не понять. Ты вырос в других условиях и привык совсем иначе смотреть на вещи, чем мы, белые.

— Но ведь и Мансфилд белый.

— Да, но он не такой, как другие белые. Он смельчак и безумец, ему нипочем опасности и неудобства. Все не могут так поступать, потому что не все так отважны и сильны, чтобы рисковать и отказываться от того, что дает им жизнь. Я тоже не так сильна, чтобы отказаться от счастья.

— А разве счастье в том, чем владеет Кемпстер и чего нет у Харбингера? Я думаю, что счастье в том, чтобы жить вместе с тем, кто милее всех. Когда нас не будет в живых, мы ведь ничего не возьмем с собой из того, что было при жизни, — ни больших запасов пищи, ни множества кроватей, ни одежд. Человек останется таким, каков он есть.

Ако дивился некоторым поступкам белых людей.

Не ответив на самый главный вопрос Ако, Марго Фарман тем самым подтвердила его предположение, что Харбингер ей все же милее Кемпстера. Но еще милее и лучше самого человека ей представлялось то, что человеку принадлежит. Человек это не самое главное, — важнее и ценнее были для нее пища, одежда, жилище, деньги. Эта девушка любила вещи, поэтому могла принадлежать человеку, который не был ей мил, но которому принадлежали эти вещи. Действительно, ужасной властью обладают деньги, за них можно приобрести труд, свободу и любовь другого человека. А ведь Марго Фарман не плохая и не глупая девушка, иначе Харбингер не любил бы ее.