Великие болезни и болезни великих. Как заболевания влияли на ход истории - Рональд Дитмар Герсте Страница 45

Затем его настиг тяжелый удар судьбы: болезнь, которая сегодня стала редкостью в промышленно развитых странах благодаря десятилетиям обязательной вакцинации. В августе 1921 года Рузвельт посетил летний лагерь бойскаутов Нью-Йорка, президентом которого он являлся. Фотографии, сделанные во время этого визита, стали последним документальным свидетельством, запечатлевшим его в полной физической силе. Спустя несколько дней Рузвельт, как он привык делать почти каждое лето, отправился в короткий отпуск на остров Кампобелло, расположенный в Канаде, неподалеку от границы с США. После купания в море, которое показалось ему необычайно холодным, вечером он утомленный и усталый лежал в постели. Его семье, жене Элеоноре и детям, пришлось ужинать без него. На следующее утро у него отказала сначала левая, а затем и правая нога. По стечению обстоятельств неподалеку проводил свой отпуск хирург, уже лечивший нескольких президентов США, доктор Томас Кин[245], которого сразу вызвали на остров. Он диагностировал тромб в позвоночном канале. Предложенное им лечение – массаж неподвижных ног – причиняло Рузвельту огромную боль. Его состояние ухудшилось, началась лихорадка, он потерял контроль над мочевым пузырем и кишечником. Из Бостона был вызван специалист по полиомиелиту, доктор Роберт У. Ловетт. Согласно его диагнозу, Рузвельт, вне всяких сомнений, заболел полиомиелитом. Пациент и его семья были в отчаянии: привилегированная жизнь в процветании, сопровождаемом политической властью, превратилась в существование инвалида, нуждающегося в уходе.

В августе 1921 года Рузвельт заболел полиомиелитом, и его ноги на всю жизнь остались парализованными.

Тайком, чтобы репортеры слишком быстро не узнали о состоянии политика, Рузвельт был доставлен в Нью-Йорк, где в течение следующих нескольких месяцев ему оказывали медицинскую помощь. Некоторые симптомы исчезли, но ноги остались неподвижными. Что творилось у него в душе после этого страшного диагноза, можно лишь догадываться. Политическая карьера Рузвельта, казалось, закончилась: Америка (или любая другая страна) никогда не видела высокопоставленного государственного деятеля в инвалидном кресле. После множества неудачных попыток Рузвельт с трудом научился передвигаться с помощью армированного металлом фиксирующего корсета весом почти 50 килограммов, в котором были закреплены его ноги, пугающе тонкие из-за мышечной атрофии; обычно Рузвельт опирался на сильные руки помощника или одного из своих сыновей. Но боевой дух к нему вернулся.

Вскоре Рузвельт возобновил свою политическую деятельность. В 1928 году он был избран губернатором своего родного штата Нью-Йорк. Это был последний беззаботный год ревущих двадцатых, когда казалось, что дела идут в гору, и формировался американский образ жизни с потреблением как признаком ее качества, с машиной в гараже и бурно развивающейся индустрией развлечений, породившей эпоху джаза. Осенью 1929 года произошел крах Уолл-стрит, и, как всегда, когда США, этот центр капитализма, погрузились в кризис, последствия наступили для всего мира. Начались годы Великой депрессии, и американское правительство с президентом-республиканцем Гербертом Гувером, похоже, не имело представления, как вывести страну из кризиса, и не могло удовлетворить потребности людей. В ноябре 1932 года подавляющее большинство избирателей и избирательниц выбрали человека, преодолевшего собственный кризис. Знакомясь и общаясь с другими больными полиомиелитом – особенно на лечебном курорте, который он открыл в Уорм-Спрингс, штат Джорджия, – Рузвельт научился сострадать другим людям и осознал их нужды, которых привилегированный выходец из высшего класса не замечал, пока не заболел.

В предвыборной кампании Рузвельт излучал оптимизм и уверенность, придававшие людям храбрости перед лицом трагических обстоятельств того времени. Его выступления сопровождались песней с говорящим названием Happy days are here again[246]. В наше время круглосуточных новостных передач, расследовательской и сенсационной журналистики, блогов и социальных сетей, где правда и ложь распространяются в режиме реального времени, трудно себе представить удивительную сдержанность средств массовой информации того времени. Существует лишь несколько фотографий той эпохи, на которых заметна инвалидность Рузвельта. Когда он упорно сражался со своим устройством для ходьбы, опирался на руки своих сыновей или помощников, и, обливаясь потом, выходил на сцену или трибуну, камеры кинохроники оставались выключенными. В ходе избирательной кампании 1932 года и в последующие 12 лет многие американцы едва ли осознавали, насколько их президент был ограничен в возможностях. По представлениям того времени он был калекой.

У Рузвельта не было универсального рецепта для преодоления экономического кризиса, но он начал обширную программу государственного вмешательства и создания рабочих мест, которая вошла в историю под названием New deal [247]. Некоторые меры сработали, другие оказались неэффективны. В США не было полной занятости до начала Второй мировой войны. Но политическое величие Рузвельта обусловлено прежде всего его хорошим знанием психологии. В своей первой инаугурационной речи 4 марта 1933 года он задал тон, произнеся знаменитые слова: «The only thing we have to fear is fear itself»[248],[249]. В ходе кампании, организованной его партией и дружественными средствами массовой информации весной 1940 года, на фоне войны в Европе, Рузвельта «просили» снова стать президентом. В типичной для политиков манере Рузвельт заявил, что, к сожалению, не сможет выполнить эту просьбу, и кокетничал, говоря о своем уходе из власти. В июле 1940 года съезд партии демократов в Чикаго заставил президента изменить свое мнение. Спектакль, если не сказать цирк, разыгранный 16 июля на стадионе Чикаго, несомненно, был одним из самых безвкусных инсценированных волеизъявлений в истории американских партийных съездов. Любой из оппозиции, кто предполагал, что Рузвельт придерживался диктаторских наклонностей, находил подтверждение своих подозрений в театральности партийного съезда. Он походил на церемонии, которые были частью агитационной программы на партийных выступлениях в тогдашней Европе. В Чикаго имело место «спонтанное» выражение предполагаемой воли народа, или скорее заранее определенной воли членов партии. Из невидимой кабинки, спрятанной в подвале стадиона, человек, занимающий весьма подходящий пост, суперинтендант Управления канализации Чикаго Том Гарри, инициировал своего рода организованную массовую истерию через громкоговоритель. Гарри нараспев произносил: «We want Roosevelt! The party wants Roosevelt! The world needs Roosevelt!»[250] Следующие 45 минут, согласно другому подсчету, следующие 53 минуты, члены партии скандировали «Рузвельт! Рузвельт! Рузвельт!» с песнопениями, парадом и экстатическим топотом. Стадионный органист, естественно, исполнил гимн избирательной кампании 1932 года Happy days are here again.

Одним из посетителей, которому хореография начальника канализации особенно сильно напомнила излюбленные ритуалы его родной страны, был молодой советский дипломат Андрей Громыко. Почти 40 лет спустя он стал угрюмым лицом советской внешней политики, прежде чем был низведен на представительский пост главы СССР[251] последним партийным лидером Михаилом Горбачевым. Громыко писал под впечатлением: «Предполагается, что весь этот крик – в пользу демократов. Но что касается самого