Генрих Майер - Дочь оружейника Страница 46

– Мою дочь! – вскричал отец с отчаянием.

И он бросился как безумный, забыв свои раны, свою слабость. Однако дорога была длинна, Вальтер был в лихорадке и только к ночи увидел стены Амерсфорта. Он знал, что в такое время нельзя попасть в город и заплакал от отчаяния, но, к удивлению его, солдаты, дежурившие у ворот, сами окликнули его и пропустили, потому что Перолио, уверенный в смерти отца Марии, дал приказание отворить для него ворота во всякое время.

Вальтер побежал домой, схватил топор и успел спасти свою дочь.

XX. Бегство

На другое утро после ужасной ночи Вальтер пошел к патеру ван Эмсу, посоветоваться с ним, что делать с Марией и как спасти ее.

Он хотел было, как синдик своей корпорации, созвать товарищей и пойти с ними к бургомистру, требовать его покровительства и мщения за гнусный поступок Перолио, но потом отказался от этого намерения.

– К чему это приведет? – говорил он жене. – Я знаю наших правителей города. Это люди добрые и честные, но лишенные всякой энергии. Они не захотят для моей защиты сделать неприятность бурграфу, который теперь в Утрехте, а вместо него здесь распоряжается тот же разбойник Перолио. Наш бургомистр, главный судья и старшины дрожат перед итальянцем, и чтобы заставить их вступиться за меня, надобно взбунтовать народ и работников. Этого я не хочу, пока будет хоть какое-нибудь другое средство спасти Марию.

Выйдя из дома, оружейник приказал своим работникам не выходить из магазина и никого не впускать в общую комнату, где сидели мать с дочерью.

Почтенный священник был поражен, услышав, что духовная дочь его, скромная Мария, чуть не погибла.

Этот добрый человек никак не мог понять, что Перолио разыгрывал комедию и обманывал его притворной набожностью и почтительностью.

– Господи! – вскричал он с негодованием. – Как же после этого отличить лицемера от хорошего христианина! Ведь и я виноват в вашем несчастье, добрый мой Вальтер. Этот хитрец так очаровал меня, что я не переставал хвалить его вашей жене и дочери. Он подкупил меня своими раскаяньем и амулетами, и я чуть не предал ему невинность моей дочери. Бог свидетель, что я не подозревал его преступных намерений… я сам жестоко обманывался… Вот все вещи, которые он выдавал мне за святыню… я отошлю их ему. Я не могу смотреть на них.

И добрый старик заплакал, как ребенок.

– Успокойтесь, – говорил оружейник, – дело теперь не в амулетах бандита. Надобно придумать, как скрыть Марию так, чтобы разбойник не нашел ее.

– Да, мой друг, это нужнее всего… Отчего вы не обратитесь к бурграфу? Он может наказать Перолио.

– Нет, отец мой! Волки не грызут друг друга.

– Правда, но бурграф честный и достойный государь, он не захочет помогать замыслам такого бездельника.

– Я не говорю, что граф Монфортский будет помогать Перолио, но он не удержит его, потому что нуждается в помощи Черной Шайки и не будет ссориться с начальником из-за безделицы… потому что убийство мещанина, честь его дочери, считаются безделицами у великих политиков. Нет, на строгость бурграфа нельзя рассчитывать, точно также как на энергию нашего бургомистра.

– Так к кому же обратиться, добрый мой друг?

– Я раскаиваюсь, что не послушал ван Шафлера, который хотел, чтобы свадьбу сыграли до окончания перемирия. Мы боялись тогда для Марии опасности военного времени, но в родительском доме она может погибнуть скорее, чем в лагере мужа. Кто знает, на что решится этот ужасный человек. Покуда я жив, буду беречь мою дочь, но меня уже почти убили раз, и я не всегда буду так счастлив, что вырвусь из когтей убийц. Марии нельзя оставаться в Амерсфорте, нельзя жить в моем доме, потому что бандит сожжет весь город, чтобы овладеть своей жертвой. Разве он не сжег замок Шафлера?

– Так вы хотите, чтобы Мария уехала отсюда?

– Непременно, и как можно скорее.

– Я с вами согласен… только куда? Да, ведь у вас есть родственники в Зеландии, – чего же лучше?

– Я уже думал об этом, только в это время года свирепствуют лихорадки, и я боюсь за здоровье Марии.

– Да, она слаба здоровьем, ее опасно везти туда.

– И однако, если выбирать из двух зол, я готов отослать ее в Зеландию, где она будет в безопасности от покушений разбойника. Наша жизнь в руках Бога; только прежде надобно дать знать об этом жениху. Может быть, он захочет обвенчаться тотчас же, и епископ даст ему в Дурстеде приличное помещение, потому что замок его разрушен. В таком случае я свезу Марию к ван Шафлеру и епископ благословит их брак.

– Мне кажется, Вальтер, что вы придумали самое лучшее, и вероятно, граф Шафлер согласится на это с радостью.

– Но как дать ему знать?

– За это я берусь. Напишите письмо, и я пошлю его с монахом из монастыря св. Лазаря, который отправляется в Дурстед. Через десять дней вы получите ответ.

– А что может случиться с Марией за это время? Я не хочу, чтобы она пробыла хоть один день под одной кровлей с мерзавцем.

– Да, этот злой человек не оставит ее в покое, надобно удалить ее… но куда?

И старик задумался, отыскивая в голове какую-нибудь мысль, а Вальтер ходил по комнате.

– Нашел! – вскричал наконец ван Эмс радостно. – Мы отвезем Марию в монастырь св. Бригитты в Зест. Там настоятельница – моя сестра.

– Но Зест недалеко от Амерсфорта, и будет ли там моя дочь безопасна?

– Это самый безопасный монастырь, потому что находится под покровительством бурграфа и монсиньора Давида. Никто не смеет тронуть его, и сам Перолио не отважится идти туда.

– А согласится ли настоятельница принять Марию и беречь ее?

– В этом нет никакого сомнения. Не надобно и предупреждать ее. Мы сами отвезем Марию и объясним ей все. Когда вы хотите ехать?

– Сегодня же, поскорее.

– Хорошо. Напишите прежде письмо ван Шафлеру, вот бумага и перья.

И ван Эмс указал ему на стол, но оружейник, почесав за ухом, оставался в нерешимости и наконец сказал откровенно:

– Напишите лучше вы сами, отец мой, я хорошо действую молотком, а перо для меня незнакомый инструмент. Дома все писание отправляет Мария, только в этом случае я не хочу прибегать к ней самой… вы понимаете, отчего?

– Да, молодой девушке нельзя писать об этой страшной ночи, и еще своему жениху… я напишу и отошлю послание.

– А я пойду приготовлять все к отъезду. Вы скоро придете, отец мой?

– Через два часа, никак не позже.

И оружейник поспешил домой сообщить жене и дочери о предстоящей разлуке. Марта соглашалась, что Марию необходимо удалить, но бедная мать не подозревала, что у нее так скоро отнимут ту, с которой она никогда не расставалась даже на день. Напрасно ее уговаривали и утешали, Мария не могла видеть слезы матери и ушла в свою комнату, поплакать на свободе.