Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1 Страница 47

— Долго гадали да рядили мы с братией и решили подсобить тебе. — Кистень помолчал. — Освободим мы твою зазнобу из цепких рук посадника. Освободим и тебе передадим. Не робей, все сполним.

Ульян облегченно вздохнул.

— Что от меня требуется?

— А ничего, окромя того золота, что ты нам обещал… Оно при тебе?

— Нет. Что я, малец что ли, таскать такую деньгу при себе, на теле? Но куда скажете, туда и доставлю. Тут же. А вы… Не обманете?

Так, чтобы не заметил Ульян, Кистень с Ухватом едва заметно переглянулись. В глазах главаря мелькнула насмешливая искорка. Мелькнула и погасла, а Ухват понурил голову.

— Не сумлевайся, — успокоил Ульяна. — Слово наше крепко. Только и ты не обмани.

— Разве я похож на убогого? Случись что, вы ведь меня везде сыщите. И на земле-матушке, и под землей.

— Конечно, сыщем, тут твоя правда.

Помолчали. Говорить вроде больше было не о чем, но Ульян не удержался и спросил:

— А как вы это спроворите?

— О том не у тебя голова должна болеть, а у нас. Во все тебя посвящать не будем. Зачем тебе это? Думай лучше, куда зазнобу будешь от людских глаз прятать. Искать же ее будут по-первости. Сильно искать.

— Найду, куда упрятать.

— Ну и ладно… Ты вот что. Знаешь кривой камень на излучине?

— Знаю. Не раз там бывал.

— Туда и принесешь обещанное тобой. И не позже, чем сегодня поутру. Передашь вот ему. — Ткнул пальцем в Молчуна. — Когда все образуется, мы сами найдем тебя и приведем к зазнобе. Как, кстати, ее хоть кличут-то?

— Рогнеда.

— Хм… Имя какое-то не русское. Заморское что ль?

— Не знаю я. Вроде того.

— Наверное, заморское… Все уразумел, Ульян? Тогда действуем, как уговорились. Теперь ступай.

Ульян поднялся со скамьи и уже, было, направился к выходу, как Ухват спросил вдогон:

— А сладка девка-то?

Ульян ничего не ответил, только махнул рукой и вышел вон.

— Что ты к нему цепляешься? — зашипел Кистень на Ухвата, едва Ульян растворился за дверью. — Сладка, не сладка… Тебе какое дело до этого? Спугнешь паренька.

— А я че? Просто так спросил.

— Просто так! — передразнил Кистень. — Думай в следующий раз башкой-то. Или что — вместе с волосом и ум подрастерял?

Кистень запыхтел, успокаиваясь. Повернулся к Молчуну:

— Еще до первых петухов пойдешь на излучину и встретишь там этого вьюноша. Да осторожнее будь, не напакости. Потому и посылаю тебя, что больше некого. Митрий при мне должон быть, а Ухват обязательно прирежет этого мальца, польстившись малым и не думая о главном. Ради чего всю эту кашу мы и завариваем. Ведь так, Ухват?

— Чего ты ко мне пристал? — взъярился тот.

— Ладно, ладно — не ерепенься. Шуткую я. — Кистень помолчал, стал серьезным. — Среди посадских стражников есть у меня один знакомец. Многим он мне обязан, и через него я думаю вызнать, где держат эту девку и как к ней ловчее подступиться. Когда вызнаю, тогда и наведаемся к посаднику в гости. Но Онуфрий, знакомец мой, так просто рта не раскроет. Надо будет ему кой-какую деньгу пообещать. И не просто пообещать, а дать. Иначе никак.

— Его тож в дело возьмем?

— На кой? Сделает свое дело и в сторону. Нам лишние рты и уши не нужны. Пусть покоится с миром. Прости меня, Господи.

— То ладно.

— Ну, а если ладно, то пора и на боковую. Хватит тут сиднем сидеть. Айда, мужички.

Ватажники встали и потянулись к выходу. Кистень немного приотстал и перекинулся парой слов с Остапом. Тот, выслушав Кистеня, кивнул головой, и атаман вышел на улицу.

Вольные люди предпочитали коротать длинные ночи в лесу. Так спокойнее, да и безопаснее. Не то, что в городе, обнесенном со всех сторон высоченными стенами, где чувствуешь себя словно запертым в темнице. Оттого и был у них тайный ход сквозь стену, через который ватажники и покинули город, минуя главные ворота. Узнай об этом посадник, покрылся бы он холодным потом. Ведь так же легко в город могли проникнуть и вороги. И тайно, под покровом ночи, завладеть городом. Но ничего этого Фирс Матвеич не знал, потому и спал спокойно, без сновидений.

Пройдя версты две, ватажники углубились в чащу. Шли ходко, легко ориентируясь в кромешной темноте. Было видно, что по этому пути они хаживали не раз и не два. Еще через полверсты нырнули под землю, где был сооружен лаз.

Перед тем, как завалиться спать, Кистень предупредил Молчуна, чтобы тот особо не разлеживался, а рано поутру был уже в условленном месте. Вскоре ватажники захрапели богатырским сном, благо на поверхность земли их храп не долетал.

Кистень лежал на медвежьей шкуре, накинутой поверх кое-как сколоченной лавки, и смотрел в потолок. Сон не шел, и он завидовал своим подручным, храпевшим рядом. Кистень чуть пошевелился, устраиваясь поудобнее, закинул руки за голову и вперил взгляд в темноту. Глаз ни на что не натыкался, мрак был густым, осязаемым, его хотелось потрогать руками. Кистень выпростал руку из-под головы, пошарил перед собой, и рука тут же исчезла, растворилась во мраке. И тут что-то неуловимо изменилось.

Кистень вздрогнул, наблюдая, как вокруг него, нежданно, закружился хоровод из неясных теней. Присмотрелся и понял, что все это — отголоски былого. Небольшой лаз наполнился стоном, криком, лязгом мечей. Послышалась брань и едва различимый далекий крик жены, которая давно покоится в сырой земле. Почудилось так явственно, так четко, что Кистень осенил себя крестом, хотя давно не верил ни в Бога, ни в черта, а только в свою удачу и чутье, которое почти не подводило. С той самой поры, как встал на извилистую разбойничью тропу.

Тени стали отдаляться. Кистень прикрыл глаза, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Почему именно сейчас ему привиделась жена, Матрена? Давно не вспоминал он о ней, а вот встала перед мысленным взором, напоминая о страшном давнишнем грехе. Хотя сама и виновна в том, что поднял на нее нож острый. По-другому было никак, ведь она, Матрена, любушка ясноглазая, и выдала стражникам, когда вскрылось его казнокрадство. Матрена и натолкнула на мысль запустить руку в казну. Боязно было, страшно, но совладал с собой, а потом пошло-поехало. Сам не заметил, как уже не мог остановиться.

Думал, вечно так будет, но все рухнуло в одночасье. Пришли стражники по его душу, да опоздали чуток, успел он утечь, почувствовав опасность. Скрывался по лесам, все ждал момента, как бы домой заявиться. В дождливую ночь, когда терпеть стало невмоготу, подполз, словно вор ночной, к дому, да и заглянул в окно. Несмотря на дождь, ставни были приоткрыты, и он услышал, как Матрена ведет с кем-то разговор. Высунулся сторожко еще чуток и с удивлением узрел начальника городской стражи, Евлампия. Того самого, что приходил за ним, чтоб в колодки заковать. Напротив сидела Матрена с кубком вина в руке и раскрасневшаяся то ли от вина, то ли от шалостей, которые наверняка происходили между ними до того, как под окном появился Кистень.