Александр Грязев - Калифорнийская славянка Страница 47

— Если это ваш дом, мистер Баранов, то это есть ваши дети, — смеясь и несколько удивлённо произнёс Мур.

— Да, господин Мур, это наши дети и это наша школа… А я живу в верхней половине, — сказал довольный Баранов и повернулся к вставшим со своих скамеек ученикам. — Здорово, ребята!

— Здравия желаем, ваше превосходительство! — хором и дружно ответили мальчики, большинство из которых были алеуты и креолы.

— Позвольте представить вам нашего учителя, — сказал Муру Баранов. — Филипп Артамонович Кашеваров.

Учитель, невысокого роста, бородатый мужичок в кафтане, какие носят почти все промышленные люди в крепости, поклонился, жестом посадил учеников и, подойдя к Муру, пожал протянутую ему руку.

— Чему вы учите своих учеников? — спросил капитан Мур Кашеварова.

— В первое лето Закону Божьему, русскому языку по азбуковнику, русскому же письму, чтению, началу счёта… А во второе лето арифметике, географии, истории России и всего мира, Священному писанию опять же, английскому языку.

Мур слушал внимательно, иногда одобрительно кивая головой, а потом, после рассказа учителя, неожиданно спросил одного из учеников, сидевших ближе всех за своим столом к американскому капитану.

— Кем ты хочешь стать?

— Мореходом, — сразу ответил тот, будто ждал вопроса, и встал со скамьи.

— Очевидно потому, что твой отец тоже мореход? Так?

Мальчик глянул на Баранова.

— Это мой сын Антипатр, господин Мур, — сказал Баранов.

— Так вот в чём дело. Тогда мне понятно желание этого молодого человека. А ты кем желаешь быть? — спросил Мур другого ученика.

— Приказчиком.

— А ты? — спросил он и третьего.

— Толмачом, переводчиком.

— Похвально, похвально, — кивал головой и улыбался капитан Мур.

— Заметьте, господин Мур, что почти все ребята здесь — дети алеутов и креолы. Есть даже сыновья местных колошских вождей.

— Я это уже заметил, мистер Баранов, и, признаться, раньше мало в это верил. Но вот я увидел всё собственными глазами и очень рад, надо сказать, этому… Только что же потом, после вашей школы, ждёт учеников? — опять спросил Мур учителя. — Продолжение учёбы в России, Иркутске, Петербурге?

— Только для самых лучших, для немногих, — ответил Кашеваров.

— Учёные люди нам и здесь нужны, — вмешался в разговор Кусков. — А опыт просвещения у нас большой… Впрочем, я приглашаю вас пройти в соседнюю комнату.

И Кусков первым вышел из класса.

В соседней комнате оказалась библиотека. На полках вдоль стен стояли сотни книг, больших и маленьких. По стенам, на свободных от книжных полок местах, висели картины.

— Здесь собраны книги по всем областям знаний, — начал объяснять Муру Иван Кусков. — Вот «Библия», вот «Священная история», «Псалтырь», «Всемирная история», «Всеобщее землеописание», «Морской устав» «Городовой и деревенский садовник»…Тут книги на английском, французском и немецком языках, а вот и «Жизнь Робинзона Крузо», «Деяния Петра Великого», «Наставления юношеству», «Арифметик», «Букварь», «Зерцало вечности».

Капитан Мур с одобрением внимал рассказу Кускова и было заметно, что он поражён увиденным и услышанным сегодня.

— Кроме того, дети наши, господин Мур, — вмешался в разговор Баранов, — здесь, у себя дома, учатся разным ремёслам: кузнечному, слесарному, плотницкому, столярному и даже медицинскому. А посему это не просто школа, а уже училище. Правда, девочки у нас учатся отдельно. Вот построим для училища новый дом, и будет там всё в одном месте. И библиотека, и картины, и все ученики.

— Вы сказали, что у вас учатся девочки? — удивился Мур.

— А как же, — ответил Баранов. — Помните, я вам говорил, что одно из начал благоустройства сей земли — умножение здешнего народа. А какое может быть умножение без крепкой семьи. Из девочек мы готовим добрых хозяек. Учим их домоводству, разным рукоделиям, огородничеству. Чтобы жёны будущих служащих компании нашей были бы достойны своих мужей. Вы согласны?

— У меня нет слов, господа, чтобы выразить свое восхищение увиденным! — воскликнул капитан Мур. — Теперь мне совершенно понятно, почему многие наши капитаны идут всегда с наказом и желанием всё разузнать о вас, мистер Баранов, и о делах вашей компании, благоволит ли ей правительство России.

— Господин Мур, компания наша называется Российско-американскою. Правительство России к нам, конечно, благоволит. А как же иначе. Ведь компания родилась по велению тогдашнего государя нашего Павла Петровича личным указом… А что касательно ваших капитанов, которые хотят разузнать о нас, то нам сие ведомо. Ещё в прошлом году ваш коллега капитан Джон Эббетс имел такое намерение и проговорился о том нашему капитану Головнину, что всё это было по наказу купца американского Астора.

— Я знаю того и другого, — сказал Мур. — Джон Астор известный у нас купец-миллионер. Он владеет меховой компанией. Очевидно, ищет пути для контакта. Вот и пытается всё узнать о вас. Тут дело чисто коммерческое, кажется мне.

— Может быть, может быть… Добро бы так. Мы для друзей и хороших людей открыты и нам нечего скрывать. Пусть приходят к нам американские и прочие купцы с товаром и открытым сердцем. Всем будем рады. Станем торговать и договариваться полюбовно. Так и передайте всем, кто спросит о нас, русских людях.

— Обязательно передам, мистер Баранов. Верьте, что я ваш старый друг, который, как у вас говорят, лучше новых двух. Так?

— Так, господин Мур, именно так… Ну что же, Иван Александрович, — обратился Баранов к своему помощнику. — Закормили мы соловья баснями. Пора ему и земной пищи отведать… Прошу, господин Мур, наверх, к моему шалашу. Наши хозяйки, поди, уже заждались и, не дай Бог, осерчают…

Глава третья

Что бы Алёна ни делала: ходила ли по хижинам и проверяла то, как живут люди макома, беседовала ли со старейшинами или шаманом о делах племени, но всякий день, а ей даже казалось, что и всякий час, она думала о родном доме на Ситхе. Все ли там живы-здоровы? Ждут ли её? Ищут ли? Или уже и ждать-искать перестали? Ведь океан велик и земля велика. Как тут найти пропавшего человека? Но Алёна все равно надеялась, ждала и молилась. Она верила, что когда-нибудь встретит всех своих близких и родных людей.

Особенно тяжело было вечерами оставаться в хижине одной. Тогда-то и одолевали всякие мрачные мысли, и тоска сердечная посещала её. Выручала Манефа, успокаивая Алёну. Они вспоминали места своего детства, остров Кадьяк, где обе родились, школу, где учились. Только потом у Алёны появился ещё Ново-Архангельск на Ситхе, куда они переехали с отцом и матушкой. Манефа же часто говорила, что отсюда можно когда-нибудь и уйти, если удастся встретить русское торговое или зверобойное судно с севера. Алёна соглашалась и успокаивалась, а утром новые заботы о людях племени занимали всё её время, и она чаще стала ощущать, что макома становятся ей ближе и роднее…