Александр Барышников - Клад Соловья-Разбойника Страница 47

Едва переставляя ноги, Петрило подошел, встал в двух шагах, досмотрел в закаменевшее лицо своего спасителя.

— Благодарю, — глухо сказал он и поклонился.

— Разве я икона, что ты мне кланяешься? — с суровой насмешкой спросил Светобор.

— Ты выручил меня и и моих людей из полона, и я благодарю тебя, — тихо сказал Петрило.

— То-то и оно, что людей, — проворчал Светобор. — Они не в ответе, что воевода неразумен.

Петрило без обиды принял эти слова, потому что в них была правда.

— Ты снова пожалел меня, — сказал он, взглянув в глаза Светобора, который тотчас отвел взор в сторону.

— Я пожалел твоих людей, — упрямо сказал Светобор, глядя в речную даль. — А что до тебя:

Он ответил Петриле прямым суровым взглядом.

— В третий раз — не пожалею! Помни об этом я держись от меня подальше.

Светобор резко повернулся и зашагал к ватажке своих стоявших поодаль кормщиков. Петрило проводил его взглядом и поплелся через лагерь светоборовой дружины к своему притихшему воинству.

Речная вода унесет тяжелый разговор, думал он, погаснет свет нехорошего дня, ночь пройдет, займется новая заря, встанет солнце светлое, все наладится и устроится. Так было много раз, так будет еще неодинова. Это жизнь:

— Воевода? — позвал незнакомый голос. Петрило поднял глаза — высокий носатый парень, приветливо улыбаясь, манил его к костру, возле которого вечеряли чужие ушкуйники.

— Хлеб-соль, — воевода! — парень вежливо поклонился и тут же бесцеремонно растолкал своих товарищей, освобождая место.

— За что такая милость? — спросил Петрило и оглядел незнакомые лица.

— Прости, воевода, — парень снова поклонился, — но не могу я спокойно смотреть на тех, кто тощее меня. Ушкуйники захохотали, и Петрило готов был нахмуриться.

— Не слушай его, воевода? — крикнул тоненьким голосом шустрый мужичок в ловко зашитых сапогах. — Не зря его Помелом кличут.

Хлеб-соль тебе, не побрезгуй!

Чужая беззаботность обогрела скорбное сердце, Петрило улыбнулся и сел к костру. А Помело уже тащил из котла немалый кус вареной дичины.

— О людях своих не печалься, — тоненько заговорил щустрый ушкуйник.

— Все будут сыты-довольны. Мало ли чего на волховском мосту случается, а здесь, в стране чужой-далекой, мы землякам всегда рады.

Вот так бы и в Новгороде, думал Петрило, кусая мясо, жить одним костром, одним котлом. Да хозяин его, Дмитр Мирошкинич, разве допустит этого?..

— А правда ли, воевода, — спросил неугомонный Помело, — что вы за биарским золотом ходили?

— Да уймись ты! — рыкнул здоровенный детина, сидевший рядом с Петрилой. — Пригласил гостя, так дай поесть спокойно.

Он замахнулся широкой ладонью, словно собираясь отшлепать шаловливое чадо, и в лучах заходящего солнца блеснул в глаза Петриле приметный камешек на узком золотом ободке. Не помня себя, Петрило перехватил на лету руку соседа своего, зорко вгляделся в колечко на толстом корявом мизинце.

— Откуда это? — спросил взволнованно.

— Долгая притча, — прогудел детина, высвобождая руку. — Ты, воевода, кушай, Помела не слушай, его слушать — только сердце рушить.

Но Петриле было уже не до еды. Поднявшись на ноги, он поблагодарил за хлеб-соль и сделал шаг в сторону от костра. Шустрый мужичок толкнул в бок носатого Помела.

— Ну вот, — сказал огорченно жиденьким голоском, — речью своей мимосмысленной смутил воеводу, ему и кус в горло нейдет:

— Как звать тебя, воин? — спросил Петрило детину с колечком.

— Кистенем кличут, — отвечал тот.

— Ты, Кистень, проводи меня, — попросил Петрило. — Потолковать надобно.

Когда отошли подальше, повторил снова:

— Откуда у тебя колечко это?

Кистень неспешно рассказал о давнем ночном происшествии, когда отбил он у неведомых татей чужую женку с малыми чадами.

— Да так ли было все? — допытывался Петрило.

— Истинно так, — подтвердил ушкуйник.

Петрило помолчал, все еще сомневаясь, веря и не веря в происшедшее тогда, на ночной новгородской улице, и происходящее сейчас, на этом чужом берегу за много верст от дома. Но вот он, перстенек, который сам же и дарил еще до свадьбы, с другим не спутаешь. А в бесхитростных глазах Кистеня не отыскивается даже самой крохотной лукавинки, да и какая ему корысть лгать-обманывать? Истинно так!

— Дай, воин, обнять тебя. — растроганно сказал Петрило. — Ведь женку мою, Варвару Калиновну, с чадами нашими, оборонил ты от злой доли:

— Во она как! — изумился ушкуйник, неловко высвобождаясь из петриловых объятий, и разом угас в душе его слабый, глубоко упрятанный огонек надежды: надежды на что? а кто ж это знает, кто ведает:

— Коли так, — молвил Кистень осевшим голосом, — возьми перстенек, тебе он более надобен.

— Нет, нет? — горячо возразил Петрило. — Прими его, но не в уплату за труды твои, а в знак благодарности. В теперешнем моем положении мне нечем заплатить, но знай — отныне я должник твой.

— Да ладно, — отмахнулся Кистень. Сердечно попрощавшись, Петрило побрел к своим ватажникам, Слава тебе, Господи, думал он, и неподъемный камень, давивший на сердце все это время, рушился и осыпался, скомканная душа расправлялась и наполнялась cветом, тихой радостью и новыми надеждами. Хитро ты, жизнь, устроена — одной рукой губишь, другой голубишь, сама в яму толкаешь, сама соломы подстилаешь: Хотя соломы той не так уж богато, а от толчков да затрещин только успевай утираться, Вспомнил Петрило старого Невзора, щербатьй рот его, извергающий словеса разящие, сощуренные глаза, наполненные обидным презрением. А что Невзор? Не вожжа рвет губу лошадиную — возница безжалостный:

Вспомнил Петрило разговор с Дмитром Мирошкиничем, масляные глаза его, участие и сочувствие к делам слуги своего, льстивые вопрошания о здравии женки и малых чад. Как приятно было слушать эти речи, и думать не думал отрок боярский, что ласковый хозяин змеем ползучим струится и доверчивую душу, ищет местечко самое ранимое, чтоб ужалить побольнее. Светобор, враг непримиримый, пожалел дважды, а боярин-благодетель: Как служить, как верить, как жить после этого?

Кимера

— Дедушка? Дедушка? — закричала девочка, вбежав в дом Доброслава. — Я тебе ягод набрала? Ох, и слад…

Она осеклась и остановилась на бегу, увидев сидящего в переднем углу незнакомого человека. Моргнув глазенками, перевела обеспокоенный взгляд на Доброслава.

— Не пугайся, солнышко, — ласково сказал старик. — Это гость наш, дядя Невзор.

Девочка улыбнулась, поклонилась гостю и поставила на стол туесок с земляникой.