Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника Страница 48

Король пришпорил лошадь, и она ускакала в указанном направлении. Вельможи последовали за королем. Ришелье подъехал к Людовику XV. Очевидно, он ждал, что ему скажет король. Каким страстным охотником ни был Людовик XV, он, кажется, не очень был занят охотой. Не замедляя бега лошади, он сделал знак Ришелье подъехать еще ближе. Герцог повиновался.

— Знаете ли вы, как зовут эту восхитительную женщину, герцог? — спросил он вполголоса.

— Нет, государь, — ответил Ришелье, — но я узнаю.

Звуки охотничьей трубы раздавались все ближе.

— Ей-Богу, — сказал король, — я пошлю хорошенькой нимфе ногу убитого зверя: она имеет на это право как царица леса.

VI. НЕЗНАКОМЕЦ

Креки угадал верно: кабан быстро повернул и возвратился на огромное поле, заросшее высоким кустарником и колючками настолько густо, что стало практически непроходимым.

Была половина пятого, и солнце спускалось к горизонту. Егеря окружили убежище кабана и изо всех сил трубили в трубы, а отовсюду скакали охотники, бежали крестьяне и крестьянки, желающие насладиться зрелищем охоты. Аллеи, ведущие к Кресту-Фонтану, были забиты всадниками, скакавшими во весь опор (Крестом-Фонтаном назывался выстроенный Бонне — главным откупщиком — чудный павильон, от которого теперь остались только прекрасные мраморные погреба. Эти развалины имеют уже свои легенды). Креки, как главный начальник кабаньей охоты, хотел, чтобы конец ее был великолепен, и бросился направо, чтобы прискакать скорее; но, как ни торопился, приехал к перекрестку только на несколько секунд раньше короля. Ришелье, Таванн, Айян, Граммон, Лораге, Коссе-Бриссак, Субиз, Шовлен и еще несколько дворян составили полукруг около его величества. К ним присоединились другие придворные, и скоро вся охота, за исключением немногих опоздавших, сгруппировалась перед чащей, в которой укрылся кабан.

Вид был великолепный! Картина была достойна кисти великого художника: огромная поляна, усеянная столетними деревьями, к которой вели пять дорог, образовавшие обширный полумесяц; напротив этой густой чащи — король с очень оживленным лицом, с усилием сдерживающий свою лошадь, всю белую от пены, оглушенную звуком труб и лаем собак, увлекаемую своим инстинктом охотничьей лошади и не желающую стоять на месте. Направо, налево и позади короля находились обер-егермейстер, начальники псовой и кабаньей охоты, приглашенные придворные и щеголеватые амазонки. Перед королем пространство было пустое. Далее — на рубеже чащи, по сторонам пустого пространства, — егеря и конюхи. В чаще свора собак лаяла с бешенством, заглушавшим даже звуки труб. Наконец, в лесу, в аллеях — любопытные крестьяне, экипажи с дамами, всадники, не получившие приглашения на охоту, — все на почтительном расстоянии, составляя задний фон живописной картины.

Лай, звуки труб, хлопанье бичей, крики конюхов, треск ветвей сливались в оглушительный гам. Собаки усиленно рыскали в чаще, но никак не могли выгнать кабана из его убежища. Зверь вел борьбу с удивительным искусством: постоянно передвигаясь от одного куста к другому, он то одним прыжком бросался вперед, чтобы проскочить через группу собак, не пропускавших его, то поворачивался, чтобы ткнуть клыками смельчаков, слишком близко к нему подступавших, и при этом все время держался от охотников на расстоянии в полтораста шагов, что делало его совершенно недоступным для них. Собаки яростно кидались на зверя, но многие были уже ранены, и время от времени какая-нибудь из них взлетала в воздух с распоротым животом, обливаясь кровью. Бедное животное падало на лапы и, забыв о своей ране, вновь с бешенством устремлялось на кабана.

— Ну, Розе и Рако! — закричал Креки, подъезжая. — Выгоняйте же кабана, трубите ему в уши!

Оба егеря бросились вперед, в самую середину своры, но кабан не испугался звуков их труб. Он прислонился к стволу огромного дуба и отшвырнул от себя сразу всю свору собак, кидавшихся на него одновременно и потому составлявших как бы подвижную гору. Мертвые и раненые собаки усыпали землю вокруг его грозной головы. Выстрелить в зверя, не попав ни в одну из собак, было невозможно. Опасность для своры возрастала с каждой секундой. Кабан обладал изумительной силой, и было очевидно, что если борьба продолжится, то по крайней мере половина собак будет уничтожена. Нетерпение, беспокойство и жажда победы возбуждали в охотниках и любопытных желание приблизить конец.

— Спустите бульдогов! — закричал Креки.

Егерь, к которому обращался начальник кабаньей охоты, был гигантского роста, но с трудом удерживал двух собак с железными ошейниками на двойной цепи. Эти бульдоги были натасканы таким образом, что набрасывались одновременно на кабана справа и слева, вцеплялись ему в уши и наклоняли его голову к земле, позволяя счастливому охотнику воткнуть охотничье копье в левое плечо зверя.

Именно в этот момент охота на кабана становится опасной. Часто бульдоги не могут удержать кабана; иногда кабан освобождается от одной собаки, оставив свое ухо в ее зубах, и, волоча другую за собой, бросается на охотников, так как вид копья, мелькающего перед глазами, приводит его в бешенство. Тут надо или поразить зверя наверняка, или броситься в сторону, чтобы избежать удара клыков… Но сейчас кабан стоял в таком месте, что бульдоги ничего не могли с ним сделать, разве только своей яростью так испугать его, чтобы он бросился бежать.

Бульдоги были спущены и помчались на кабана со скоростью пули. Глаза их были налиты кровью, пасти разинуты. Опрокинув собак, они прыгнули, один — направо, другой — налево, готовясь к нападению. Увидев их, кабан почуял опасность — эти враги были способны бороться с ним. Щетина его поднялась, зубы застучали, кровавая пена показалась на клыках. Он присел немного на задние ноги — то ли для того, чтобы иметь возможность оказать большее сопротивление натиску, то ли для того, чтобы самому броситься в наступление. Испуганная свора отступила. Оба бульдога набросились на кабана. Тот не колебался. Бросившись налево, он уклонился от собаки, нападавшей с правой стороны, и распорол бок второй. Раненый бульдог дико завыл, затем с непостижимой скоростью вскочил и оторвал ухо у своего противника. Все это произошло в течение одной секунды. Кабан бежал вперед — прямо на лошадь, с трудом сдерживаемую Людовиком XV. Никто не успел сделать ни шага, ни движения; охотники, егеря, конюхи — все замерли.

Опасность была велика. Лошадь взвилась на дыбы так резко, что была не в состоянии сохранить равновесие. Людовик XV с проворством искусного всадника высвободил ноги из стремян и соскочил на землю в то мгновение, когда кабан пырнул клыком ногу лошади. Та опрокинулась навзничь.