Максим Войлошников - Декабрист Страница 49

Отпросившись на полдня, Ломоносов отправился за Фонтанку: ведь Большой Казачий переулок находился за кварталом, располагавшимся прямо на противоположной стороне речки. Перед домом Оленина маячил господин в статском, характерной наружности. Однако его задачей было выслеживать господ благородного сословия, приметы которых были известны. Ражий простолюдин в мещанском полушубке и низкой шляпе с полями, вышедший из ворот барского дома, не привлек внимания сего господина. Однако Петр все же сделал крюк, чтобы убедиться в отсутствии слежки. На улице в этот день было не очень многолюдно: в основном сновали слуги и мещане. Полицейских, как и вообще в эти дни, разумеется, было более обычного.

Наконец Петр оказался перед двухэтажным домом чиновника Павлищева, по совместительству бывшего литератором. Позвонив в дверь, Петр представился именем Окладникова и был впущен. Здесь он подвергся пристальному рассмотрению. Слегка нетерпеливо он спросил приезжего с юга. Пожалуй, это ненаигранное нетерпение было наилучшей рекомендацией. К нему тотчас вышел высокий широкоплечий человек в статском, совершенно рыжий, с решительным лицом, украшенным большими кавалерийскими усами вразлет. Выправка выдавала в нем военного. Чем-то внешне он напоминал Михаила Лунина, только был лет на десять моложе. Следовательно, лет на пять моложе был он и Ломоносова. Они показали друг другу константиновские монеты.

— Измайловского лейб-гвардии полка штабс-капитан Петр Муханов, адъютант генерала Раевского, — протянул младший руку старшему.

— Подольского кирасирского майор Петр Ломоносов. — Гость протянул свою. — Мы с вами тезки. Прошу простить мой маскарад, но здесь это дело жизни и смерти.

— Да, я успел это понять, за те сутки, что я здесь.

— Зачем вы тут? Какие у вас известия?

— Пойдемте сядем в зале, — предложил Муханов. — Коротко, новости ужасные: мы разбиты. Я приехал с последней целью — помочь освободить наших захваченных товарищей.

Они присели на стулья друг напротив друга.

— Прежде чем мы начнем обсуждение нынешних дел, прошу вас изложить происшедшее на юге, — сказал Ломоносов.

Глава 32

На Украине

…Генерал Витгенштейн, как сказывали, сильно заболел, и командование перешло к командиру Седьмого пехотного корпуса генералу от кавалерии Николаю Николаевичу Раевскому. Чтобы облегчить соединение Второй армии с Четвертым корпусом Щербатова, решено было привлечь на свою сторону войска Девятой дивизии Третьего корпуса, дислоцированной вокруг Белой Церкви. Важная роль отводилась подполковнику Сергею Муравьеву-Апостолу, командиру 2-го батальона Черниговского полка, стоявшего в Василькове, в двадцати верстах под Киевом, показавшему храбрость в 12-м году. Если бы не был он ротным у семеновцев во время бунта, Муравьев уже получил полк. А так назначили немца и в том же чине, Густава Гебеля. Черниговский полк меж тем старейший среди пехотных, основанный еще Петром Великим, и мнение его офицеров важно для всей армии.

Связным Муравьева был его друг, поручик Полтавского полка Михаил Бестужев-Рюмин. Муравьевым были посланы гонцы к командирам пяти из шести полков дивизии, которые были его друзьями. Но никто не откликнулся. Кроме того, он полагал привлечь полки Третьей гусарской дивизии, стоящей у Житомира, где располагался Третий корпус. Он известил двоюродных братьев, полковника Артамона Муравьева, командира знаменитого Ахтырского гусарского полка, шурина министра финансов Канкрина, и Александра, командовавшего в той же дивизии Александрийским полком. Но первый заколебался, второй отказал. Наконец, зная необходимость артиллерии для поддержки пехоты, он обратился к подполковнику 9-й артиллерийской бригады Александру Берстелю, сыну обрусевшего немца. Тот обещал помощь с пушками, но не на всех своих людей мог положиться. Муравьев поехал на встречу с офицерами соседней артбригады, договориться о помощи Берстелю. Меж тем Гебель донес о нем в корпус и Муравьева настигли жандармы. К счастью, офицеры его отбили. Но поневоле приходилось начинать, не приготовившись. Муравьев поднял полк и повел к Белой Церкви. Его давней мечтой была отмена крепостничества, и он решил бросить клич к восстанию среди многочисленных крепостных графини Браницкой, чье поместье находилось в Белой Церкви. Он надеялся, что Константин, придя к власти, вынужден будет освободить крестьян.

Меж тем генерал Рот и находившийся в Житомире генерал-адъютант Чернышев, узнав о выступлении черниговцев, поручили три из четырех полков Третьей гусарской дивизии (кроме Ахтырского) начальнику одной из бригад, храброму австрийцу и бывалому партизану, генерал-майору Федору Клементьевичу Гейсмару. Ему придали две конно-артиллерийские роты по дюжине пушек (в то время как у Муравьева оказалось только две пушки). И отправили наперехват Муравьеву. Черниговский полк был разгромлен на подходе к Белой Церкви, Муравьев и его офицеры пленены или убиты. Скрылся бесследно только отважный Сухинов.

Тем временем отправленная из Второй армии на Киев бригада генерал-лейтенанта Сибирского, сопровождаемая двумя драгунскими полками, двигалась на Белую Церковь с другой стороны. Две тысячи казанцев и вятцев ехали на мобилизованных крестьянских санях и подводах. Отряд сопровождала 27-я Конно-артиллерийская рота подполковника Янтальцева…

Однако по дороге их встретила картечным огнем засада — кроме двух конно-артиллерийских рот у Гейсмара оказалась часть пушек 9-й артбригады, а кроме гусар — егерский полк из Белой Церкви и казаки Браницкой. Передовых драгун расстреляли, они откатились. Пушки Янтальцева уничтожались сосредоточенным огнем. Под угрозой пушек генерал-майор Александр Сибирский сдался. Говорят, за это он отделался одной отставкой.

За ним с суточным разрывом шла Девятнадцатая дивизия генерала Сергея Волконского. Введенный в заблуждение шпионами Гейсмара, Волконский узнал о разгроме бригады Сибирского только тогда, когда его люди увидели поле боя. Но было поздно. Их окружили.

…К этому времени на помощь Гейсмару подошла Первая драгунская дивизия Четвертого резервного кавалерийского корпуса под началом самого корпусного начальника генерал-адъютанта Николая Михайловича Бороздина, кирасира, героя Бородина, извещенного из штаба Первой армии. Добавились и еще егеря. У Волконского было шесть тысяч против десяти, почти не было конницы, а пушек — всего одна батарея против четырех. У него оставалось время вспомнить сражение 1814 года под Фер-Шампенуазом во Франции, в котором одним из командиров был его брат, генерал Репнин-Волконский. Тогда атакующие массы русской кавалерии просто размазали французские пехотные дивизии.