Мишель Зевако - Тайна королевы Страница 5

— Ну полно, успокойся! Я вижу, ты до сих пор не доверяешь мне, но ты не права, моя крошка, я не желаю зла ни тебе, ни малышке. Прощай.

И она быстро засеменила к улице Гренель.

После стремительного ухода старухи, более напоминавшего бегство, Мюгетта-Ландыш вздохнула свободнее. В эту минуту к ней подошел шевалье де Пардальян и, взяв с лотка оставшиеся цветы, положил туда взамен золотую монету. Девушка принялась рыться в кошельке, желая вернуть шевалье сдачу, но тот поистине королевским жестом остановил ее, говоря:

— Не трудитесь, дитя мое, оставьте деньга себе.

Мюгетта-Ландыш грациозным поклоном поблагодарила шевалье, восхитив своим изяществом обоих Пардальянов, и собралась уходить. Пардальян-старший жестом остановил ее и, вопрошающе глядя девушке в глаза, произнес:

— Мне показалось, вы говорили о ребенке, которого вы забрали у этой женщины, потому что она плохо с ним обращалась?

Незаметно для окружающих шевалье внимательнейшим образом изучал Мюгетту своим ясным взором. И смею вас уверить, что результат этого изучения был для нее благоприятным, ибо на губах шевалье по-прежнему играла ласковая улыбка, предназначавшаяся лишь тем, кто удостаивался его дружбы. Мюгетта-Ландыш выдержала его взгляд, не проявив при этом ни волнения, ни беспокойства. Она только внезапно посерьезнела, а затем глубокомысленно и с достоинством произнесла:

— Да, именно так, сударь.

— Девочку по имени Лоиза?

— Да, сударь.

Несколько секунд Пардальян размышлял, а потом еще более ласковым голосом спросил:

— Простите меня, дитя мое, что я задаю вам вопросы, могущие показаться нескромными, но они продиктованы весьма вескими причинами, а не праздным любопытством, как вы могли бы предположить. Так окажите же нам любезность и ответьте на них!

— Охотно, сударь, — согласилась Мюгетта, по-прежнему сохраняя свой серьезный тон.

Отец и сын обменялись взглядами, в которых можно было прочесть: «Это искреннее и честное создание. Мы узнаем правду». Собранная и сосредоточенная, Мюгетта ждала. Роли поменялись, и теперь ее сияющие глаза внимательно изучали стоящих перед ней мужчин.

— Знаете ли вы точный возраст маленькой Лоизы? — спросил Пардальян.

— Три с половиной года.

Ответ — и Пардальян это отметил — не заставил себя ждать и был столь же краток, как и все предыдущие ее ответы. Ее большие синие глаза прямо и открыто глядели на Пардальяна. Жеана так поразили слова девушки, что он не сумел скрыть своего смятения. Пардальян же был невозмутим и продолжал:

— Эта девочка ваша родственница?

— Это моя дочь.

— Ваша дочь! — изумился Пардальян.

— Да, сударь.

Оба Пардальяна невольно бросили взор на колонну, за которой все еще прятался Одэ де Вальвер, издали наблюдавший за этой сценой, но не понимавший, о чем идет речь. Затем отец и сын вновь обернулись к Мюгетте, спокойно ожидавшей продолжения разговора. Пардальян не сомневался в искренности этой девушки: ответы ее были точны и ясны, а поведение отличалось достоинством и уверенностью. И тем не менее он удивленно спросил:

— Но, похоже, старуха, которую вы называли Ла Горель, не знает, что эта маленькая Лоиза — ваша дочь?

— Она действительно этого не знает.

— Однако мне кажется, что вы слишком молоды, чтобы иметь дочь трех с половиной лет.

— Я выгляжу моложе, чем есть на самом деле. Мне скоро исполнится девятнадцать, сударь.

— Вы были так любезны, сударыня! Вы ответили на все интересующие меня вопросы, и я благодарю вас за это! Когда будете проходить по улице Сен-Дени, не забудьте заглянуть в гостиницу «Золотой ключ». Я всегда останавливаюсь там. Вы спросите шевалье де Пардальяна, и буду ли я там, или нет, но в обмен на ваши чудесные цветы вы всегда получите золотую монету.

— Непременно, господин шевалье, — пообещала Мюгетта, отвечая изящным реверансом на поклон обоих Пардальянов.

Взявшись под руку, отец и сын удалились. Но сделав несколько шагов, они словно по команде остановились и обернулись. Мюгетта все еще стояла на том же самом месте, где они распрощались с ней, она задумчиво глядела им вслед. Но они смотрели не на нее, взгляд их скользил дальше. Они искали Одэ де Вальвера, который, заметив, что они до сих пор не ушли, не решался покинуть своего убежища.

— Бедный Одэ, — прошептал Жеан, — когда он узнает, удар будет слишком силен.

— Да, — помрачнев, согласился Пардальян, — мне очень жаль… потому что он способен умереть из-за этого. Черт побери! Кто бы мог предположить — она же еще совсем девочка! Ах, но все равно: я бы дал ей отпущение даже без исповеди!

— Может быть, она замужем, сударь. Ведь она не выглядела ни смущенной, ни пристыженной.

— В самом деле, я тоже заметил, что вид у нее отнюдь не был виноватым. Однако как бы то ни было, для Вальвера она потеряна, и мне жаль его, потому что он храбрый и достойный юноша и я люблю его.

Они развернулись и продолжили свой путь по улице д'Орлеан (в наши дни она стала частью улицы дю Лувр). Через несколько шагов Жеан вздохнул:

— Опять ничего. Ах, сударь, я начинаю думать, что уже никогда не найду мою бедную маленькую Лоизетту.

— А я, шевалье, говорю тебе, что мы отыщем ее! Черт побери, я именно за этим сюда и приехал! К тому же я совсем не знаю нашу малышку и мечтаю с ней познакомиться, прежде чем отправлюсь в путешествие, из которого уже не возвращаются. Клянусь Пилатом и Вараввой, негоже, чтобы дедушка покидал этот мир, так и не поцеловав своей внучки. Мы найдем ее, обещаю тебе.

— Да услышит вас Господь, сударь!

— Конечно, услышит, — обычным насмешливым тоном ответил Пардальян, — ведь мы будем искать и поднимем такой шум, что ему в конце концов придется-таки нас услышать! Видишь ли, из-за своего немалого возраста Господь несколько туговат на ухо. Но я уже убедился, что те, у кого голос громче, всегда могут до него докричаться. Мы будем действовать, шевалье, и обещаю тебе, что он услышит нас.

Они еще раз свернули налево, на улицу Дев-Экю, которая должна была вывести их прямо на улицу Гренель.

III

ДАМА С ЧЕРНЫМИ ГЛАЗАМИ ПОКАЗЫВАЕТ ХАРАКТЕР

— Ну что, сударыня, — произнесла Ла Горель, вернувшись к носилкам, — видели? Она тоже узнала меня с первого взгляда.

— Да, — ответила дама, — она тебя узнала и страшно испугалась. Мне кажется, что девушка сохранила о тебе не самые приятные воспоминания, несмотря на все твои уверения, что ты заботилась о ней, как о родной дочери.

— Она просто неблагодарная девчонка, — извиняющимся тоном произнесла Ла Горель.

— Признайся лучше, что ты вволю поиздевалась над ней. И бедная девочка все помнит. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.