Людмила Бирюк - Карнавал обреченных Страница 5

Репнин промолчал. Ему доводилось слышать, как составляются некоторые государственные документы, но он не стал говорить об этом. Понимал он также и то, что царь вызвал его с Кавказской линии не для того, чтобы спорить с ним о судьбе несчастной княжны. Тогда зачем?

Словно прочитав его мысли, Александр Павлович испытующе вгляделся в лицо Репнина и начал издалека:

— Ты, князь, не раз помогал мне в трудную минуту. Я знаю, что ты умен, отважен и предан мне.

— Я присягал вашему величеству.

Александр устало махнул рукой.

— Мне присягала вся армия, но это отнюдь не значит, что она мне верна.

Он подошел к столу, взял несколько исписанных листов и передал их Репнину:

— Вот, взгляни!

Тот стал просматривать бумаги. Это были доносы о деятельности тайных обществ в Петербурге, Москве, а также в Малороссии. Мелькали названия: «Северное общество», «Южное общество», «Общество соединенных славян», «Орден юных рыцарей», «Первенцы свободы», «Общество военных друзей», «Инфанты Отчизны»… К доносам были приложены политические программы тайных организаций, а также списки руководителей и наиболее активных членов. По большей части это были офицеры средних чинов. Но среди них Репнин заметил и несколько известных военачальников, героев Отечественной войны 1812 года, потомков древних дворянских родов: Сергея Трубецкого, Михаила Орлова, Сергея Волконского, Павла Пестеля…

— Что скажешь? — нетерпеливо спросил царь.

Репнин оторвал взгляд от бумаг и поднял глаза на царя.

— Не вижу в притязаниях этих господ ничего, что противоречило бы собственным убеждениям вашего величества. Ведь вы и сами сторонник конституции, демократических свобод, отмены крепостного права…

— Всё так, — раздраженно заметил царь, — но это дело далекого будущего. Россия отстала от Европы лет на сто. Дайте сейчас свободу нашим мужикам, и они пойдут убивать и грабить!

— Наделите их землей, и они будут пахать и сеять, а не убивать.

— Ты идеалист, князь! Стараешься представить мне заговорщиков агнцами божьими, а ведь это они взбунтовали Семеновский полк в 20-м году.

Репнин вскинул голову.

— Ваше величество, семеновцы подняли бунт, предпочтя каторгу невыносимым издевательствам, которым их ежедневно подвергал командир полка и некоторые его подчиненные. А заговорщики тут ни при чем.

— По-твоему, мне не стоит их опасаться?

— До поры до времени…

— До какой поры?!

— Если ваше величество не устранит дикий произвол, который творится в России на всех ступенях власти, всеобщего бунта не миновать. Простите, но думаю, что это будет хуже пугачевщины.

— Пугачева усмирила регулярная армия!

— А если восстание поднимет сама армия, причем солдаты и офицеры будут заодно?

Александр задумался. Репнин прав… Члены тайных обществ — известные, любимые солдатами командиры, ветераны войны с Наполеоном. Если под их началом армия направит штыки против самодержавия, это конец. Здесь не поможет даже созданная им европейская коалиция «Священный союз». Дружественные монархи подождут, пока его свергнут с трона, а потом спокойно введут войска в Россию и поделят ее между собой.

Император взял наугад бумажный лист из пачки доносов и поднес к глазам. Это была торжественная клятва вступающего в тайную организацию «Общество соединенных славян». Прищурившись, Александр Павлович скользнул глазами по строчкам и передал листок Репнину.

— Полюбуйся, князь!

Репнин стал читать вслух:

— «Пройду тысячи смертей, тысячи препятствий — пройду и посвящу последний вздох свободе и братскому союзу благородных славян. Если же нарушу сию клятву, то пусть угрызения совести будут первою местью гнусного клятвопреступления, пусть сие оружие обратится острием в сердце мое и наполнит его адскими мучениями, пусть минута моей жизни, вредная для моих друзей, будет последняя…»

— Довольно! — нетерпеливо прервал его Александр. — Завтра же отдам приказ о запрете тайных организаций и прикажу арестовать всех, кто к ним причастен.

— Это будет большой ошибкой, ваше величество. Вы настроите против себя общественное мнение не только в России, но и в Европе… Конституция, отмена крепостного права и военных поселений, снижение срока службы в армии — это необходимые условия нашего времени. Так уже давно живет весь мир, кроме России.

Александр Павлович долго молча глядел в огонь камина, а когда, наконец, оторвал взор от пламени, Репнин заметил, что облик государя странно переменился. В эту минуту он ничем не напоминал величественного, уверенного в себе самодержца, каким представлялся на публике. Плечи его опустились, вся фигура съежилась, словно уменьшилась в размерах.

— Ах, князь… — тихо промолвил он. — Как ты не понимаешь, что я нахожусь между двух огней! Если оставлю государственное устройство без изменения, то стану жертвой заговорщиков. А если начну проводить реформы, то меня убьют мои «верные подданные»! Зарежут, как зарезали деда, задушат, как задушили отца!

«Последнее — не без твоей помощи!» — невольно подумал Репнин.

Словно прочитав его мысль, царь вздрогнул и побледнел.

— Не могу спокойно проезжать мимо Михайловского дворца. Всегда закрываю глаза… Боюсь всех: охрану, генералов, советников, даже свою семью… Честолюбивый Никс рвется к трону… Прилюдно называет меня ангелом, а сам только и думает о том, чтобы «ангел» поскорей улетел на небо!

— Какой ему в том резон? Ведь наследник престола — великий князь Константин Павлович?

— Вряд ли Косте доведется царствовать… Он обеспечил себе спокойную жизнь в Польше, женившись на особе некоролевской крови. И правильно сделал… — Александр снова бросил грустный взгляд на пляшущие языки пламени. — Устал я, князь… Не желаю больше никого видеть, никому не доверяю. Главная опасность исходит не отсюда! — он схватил пачку доносов и потряс ею. — Нет! Еще раньше меня прикончат наемники так называемых близких людей, а потом переложат вину на тайные организации.

— Государь! Если вам понадобится моя жизнь, я отдам ее в любой миг!

— Знаю, Репнин… поэтому и позвал. На Кавказ я тебя больше не пущу. С этой минуты назначаю тебя своим личным адъютантом.

Глава 2

Гауптвахта

Черная карета, грохоча по деревянному настилу, миновала мост через Неву и подъехала к приземистому зданию гауптвахты. Камеры с заключенными находились в цокольном этаже, а сверху располагалась канцелярия.

Когда Печерского доставили в отведенную ему камеру, унтер-офицер, потоптавшись у двери, многозначительно кашлянул. Потом, ни слова не говоря, вскинул правую руку к козырьку, а из его левой ладони выпал и покатился по полу свернутый в шарик клочок бумаги. Унтер круто повернулся и исчез за дверью. Со скрежетом лязгнул замок, и всё стихло.