Эрнест Капандю - Рыцарь в черном плаще Страница 5

А осмотрел карету и бесшумно подошел. Стекло дверцы, которое было поднято, вдруг опустилось, и голова женщины, закутанная в шелковые складки черного капюшона, показалась в тени. А остановился очень близко от кареты.

— Откуда явилась звезда? — спросил он.

— Из леса, — ответил нежный взволнованный голос. А подошел ближе.

— На маскараде в ратуше все будет готово, — сказал он.

— А Вине?

— Он с нами. Вот его письмо.

А подал бумагу, которую отдал ему В.

— А Ришелье? — спросила незнакомка.

— Он ничего не знает и не будет знать.

— А король?

— Он не расстается с миниатюрным портретом.

— Маскарад будет совсем скоро?

— Да, надо взять реванш нынешней ночью, или все погибнет.

— Но как?

— Делами мадам д'Эстрад занимается тот… кого вы знаете.

Незнакомка наклонилась к А.

— Начальник полиции? — спросила она тихим голосом.

— Он самый.

— О! С ним бессмысленно бороться. Фейдо всемогущ!

— Не бойтесь ничего, он выйдет из игры до маскарада…

— Каким образом?

— Его убьет шутка.

— Объясните мне…

— Ничего не объясню, вы все узнаете, когда придет пора узнать. Надейтесь и действуйте! То, что вы делали до сих пор, великолепно. Продолжайте ваше дело и положитесь на меня.

— Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?

— Немедленно.

А шагнул назад, поклонился, но шляпы не снял. Дама в капюшоне жестом остановила его. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамье, и протянула его А. Тот не поднял даже руки, чтобы взять мешок. .

— Как, — сказала дама, — вы не хотите?

— Больше ничего! — отвечал А.

— Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…

— Пожалуйста, положите мешок обратно. Не будем об этом говорить. Считаете ли вы, что я служу вам хорошо?

— Прекрасно!

— Я не принял вашей руки с деньгами, но я прошу вас дать мне вашу руку пустой.

Изящная, красивая рука с белоснежной кожей без перчатки была просунута в дверцу. А взял эти тонкие пальцы в свою левую руку и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что тот засверкал в ночной темноте, как светлячок в густой траве.

— О! — сказала дама с восторгом. — Но я не могу принять…

— Это ничтожная безделица. Я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.

— Но, Боже мой, — сказала молодая женщина, сложив руки, — кто вы?

— Скоро узнаете.

— Когда?

— Когда окажетесь в Версале и когда весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награду за свою службу!

— Приходите, я исполню все, о чем вы меня попросите.

— Поклянитесь!

— Клянусь!

— Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.

— Как, — прошептала молодая женщина, — вы думаете, что мне удастся?

— Да. Через месяц в Версале.

А отступил и сделал движение рукой. Извозчик, прежде, очевидно, спавший, вдруг приподнялся, взял вожжи, ударил ими лошадей, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.

А бросил прощальный взгляд вокруг. В уверенности, что никто его не подстерегает, он пошел быстрыми шагами к Сене.

Меньше чем за десять минут А дошел до набережной, где возвышался длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.

Ночью, да еще в такую погоду эта часть Парижа выглядела весьма уныло. Мрачное здание суда возвышалось на противоположном берегу, как грозная тюрьма с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.

На набережной, где располагались маленькие лавочки, было совсем темно. А остановился на улице Сонри у одной двери. Снег не переставал идти, и поднялась сильная вьюга, так что нельзя было разглядеть фонарей. А, видимо, чего-то ждал. Слышался лишь шум воды в Сене. Вдруг запел петух в ночной тишине, он пропел три раза. А кашлянул; на набережной показалась тень, и во вьюге вырисовался человек. На нем было коричневое платье полувоенного покроя, большая фетровая шляпа закрывала лоб. С изумительной быстротой человек обогнул угол улицы Сонри и очутился напротив А. Он поднес руку ко лбу, как солдат, отдающий честь начальнику.

— Какие новости? — спросил А.

— Никаких, — отвечал человек, — все идет хорошо.

— Особняк окружен?

— Наилучшим образом. Ваши приказания исполнены.

— Где Растрепанный Петух?

— На улице Барбет, с одиннадцатью курицами.

— Где Петух Коротышка?

— У монастыря святого Анастасия, с десятью курицами.

— Где Петух Яго?

— В подвале особняка Альбре, с десятью курицами.

— Золотой Петух на Монмартре с пятью курицами, — перебил А.

— Вам это известно? — удивился его собеседник.

— Я заплатил за право пройти, не выдав себя.

Он вытащил яйцо из кармана и сказал:

— Положи это в гнездо, и, если все готово… пойдем!

На минуту воцарилось молчание.

— Где курятник? — вдруг спросил А.

— Под первой аркой моста.

— Он полон?

— Почти.

— Сколько там куриц?

— Восемнадцать.

— А петухов?

— Три.

— Хорошо. Иди и приготовь все к полету.

— Куда летим?

— Узнаешь об этом, когда я к тебе приду.

— Других приказаний не будет?

— Нет. Иди!

Человек исчез в снежном вихре. А все стоял на том же месте спиной к двери. Он прислонился к ней, потом поднялся на деревянную ступень и стоял так несколько секунд. Вдруг дверь сама отворилась, и А исчез.

IV

Нисетта

А оказался в узкой комнате, освещенной небольшим фонарем, висевшим на стене. Он снял с себя плащ, шляпу с широкими полями и маску.

Луч фонаря осветил лицо человека лет тридцати пяти, невероятно красивого. Но особенно бросалась в глаза сила этого подвижного и умного лица. Во взгляде была видна твердость, показывавшая необыкновенную душевную мощь. Кожа была бледной, черты — правильными, губы — розовыми. Обнаруживалась в чертах лица и доброта.

А стряхнул с платья следы земли, оставленные ночным посещением сада на улице Вербуа, потом пошел к умывальнику и старательно вымыл руки, а из шкафа, стоявшего возле стола, достал треугольную шляпу с черной шелковой тесьмой и серый плащ. Сняв фонарь, он распахнул небольшую дверь, переступил через порог, спустился на две ступени вниз, и дверь закрылась сама без малейшего шума.

А стоял теперь в коротком коридоре, в конце которого была большая комната, напоминавшая своим видом лавку оружейника. А шел на цыпочках среди мертвой тишины, нарушаемой только его шагами. Лавка была пуста, ставни закрыты изнутри. Большая железная дверь с огромным замком, в который был вставлен огромный ключ, находилась в конце лавки. А дошел до этой двери тихо, словно тень. Он держал в левой руке фонарь, бледный свет которого освещал шпаги, кинжалы, сабли, ружья, пистолеты, висевшие на стенах.