Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил Страница 5

– Отдай мне бриллиант, – сказала я.

Она недоверчиво сузила голубые глаза:

– Я заплачу тебе, когда мы прибудем на станцию. Ты знаешь, что он у меня есть. Почему я должна отдавать его наперед?

– Потому что я тебе не доверяю. Можешь сельчан попросить тебя отвезти, если не нравится мое условие.

– А почему я должна доверять тебе?

– Я единственная тебе помогаю. До темноты мы до Екатеринбурга не доберемся, а на дорогах опасно. Повсюду белые. Я и так рискую…

– Не Екатеринбург, – перебила она. – Мне нужна другая станция. Я не могу вернуться в город.

– Ты сказала, тебе нужно на ближайшую станцию.

Именно поэтому нельзя верить красивым сказкам, которые рассказывают подозрительные незнакомцы.

– Неужели нет какого-нибудь полустанка, где я могла бы сесть на поезд?

– Город ближе всего! Не повезу же я тебя до Нижнего Тагила!

– А если на юг? Я хочу добраться до Челябинска.

Ну конечно! Челябинск. Город под контролем белых.

Но добираться туда несколько дней. Бриллиант ускользал из моих рук. Эх-ма, я должна была знать, что такого красивого камня мне не получить. Если мы хотели что-то купить, моей семье приходилось копить деньги и много работать, как и всем крестьянам. Глупая, раз решила, что богатство просто свалится на меня с неба.

– Пожалуйста, – умоляюще произнесла девчонка. – Я не могу здесь оставаться, и вижу, что тебе понравился мой бриллиант. Можем что-нибудь придумать. Ты уверена, что мне больше негде сесть на поезд? И никак иначе не добраться до Челябинска, не возвращаясь в город?

Ее ровный голос заставил меня остановиться, выдохнуть и призадуматься.

– Почтовая карета, – сказала я. – Она проезжает через Исеть, самый крупный поселок поблизости. Но там ни у кого нет денег. Бриллиант можно обменять только в убыток. Но я подозреваю, что это не единственный твой самоцвет, так? – Я дернула подбородком в сторону ее груди.

Девчонка напряглась:

– Нет. Я показала тебе мой единственный камень. Это все, что у меня есть.

– Тогда как ты собиралась покупать билет на поезд?

Она не ответила.

– Так я и думала. Отдай мне бриллиант, и я помогу тебе продать другой самоцвет в Исети. Много не получишь, но хватит, чтобы сесть в карету. И я возьму два рубля за сделку. Идет?

Она сжала губы, явно недовольная. Но если у нее есть хоть капелька здравого смысла, она согласится.

Я ждала. Иногда покупателям нужно время, чтобы принять озвученную цену.

– Хорошо, – твердо сказала она и положила бриллиант мне в ладонь. – Я принимаю твои условия.

Глава 3

Анна

Торговку звали Евгения Ивановна Кольцова. Крестьянка шестнадцати лет от роду, на год младше меня, но явно более зрелая, раз путешествовала одна, несмотря на войну. Четыре дня назад в Екатеринбурге мы с семьей слышали вдалеке грохот артиллерийского огня. Белая армия подступала все ближе. До самого конца родители были уверены, что нас спасут.

В доме Ипатьева, построенном из камня, было холодно даже летом. А еще темно, но не из-за архитектурных причуд, а потому, что большевики все окна закрасили белой краской и заколотили досками. В особняке было два этажа, но нас, одиннадцать человек, заселили в три комнаты. Нам не разрешали выходить, а за каждым шагом следили солдаты из красных.

«Пока мы вместе, швыбзик, – говорил отец, называя меня детским прозвищем, – мы справимся с любой бедой».

Никогда еще он так не ошибался. Теперь я осталась совсем одна, трясущаяся в телеге по тихой тропе рядом с девчонкой, которая пахла сеном, прогорклым потом и почти наверняка была коммунисткой.

– Ты далеко от поселка живешь? – спросила я.

Она едва удостоила меня взглядом, но нахмурилась, как делала каждый раз, когда я подавала голос.

– Это не поселок, – неохотно ответила она со своим деревенским говорком.

Мы оставили празднующих селян и костер позади, проехали мимо нескольких хижин и оказались в полях. Некоторые из них были уничтожены каким-то недавним бедствием, словно сожжены.

– Это едва ли деревней можно назвать. Я из Медного. Полдня на север от Исети, куда мы едем.

В ее голосе звучали нотки гордости, так что я не стала упоминать, что никогда раньше не слышала ни об Исети, ни о Медном. Пусть думает, что я жила в Екатеринбурге и была знакома с этой частью страны. На самом деле я ничего не знала. Ничего, кроме одного дома, двора и подвала.

– Твои родители разрешают тебе уезжать так далеко одной? – поинтересовалась я.

– Нам нужны деньги.

– Не боишься оказаться посреди боевых действий?

– А ты не боишься? – спросила она жестко.

Я подумала о красных солдатах, которые под покровом ночи вывезли тела моей семьи в лес. И которые уже наверняка поняли, что меня среди них нет. От которых я бежала днем и ночью в страхе, что меня поймают и убьют.

– Боюсь, – призналась я. – Твой отец не беспокоится за тебя?

Она поморщилась. Что бы я ни говорила, все мои слова она воспринимала с раздражением, словно упорно пыталась меня и дальше ненавидеть.

– Он умер. Спасибо помещику, прям как ты, который заставил нас работать на своей земле, забрал наш скот и оставил помирать от голода.

Я резко вдохнула. Именно такие люди, как она, убили моего отца. Злые жадные коммунисты, которые стреляли из ружей так же легко, как дышали. Они убили моих родителей, самых добрых людей во всей России.

Мне захотелось ее ударить, столкнуть с телеги, высказать ей все, что я думаю о ней и об остальных ленивых мятежниках, которые забирали чужое и убивали любого, кто встанет у них на пути. Но вместо этого я стиснула зубы, закрыла глаза и стала молить Бога о милости.

«Помоги мне, Боже, пережить эту поездку, – просила я. – Нужно лишь добраться до почтовой кареты, и мне не придется слушать ее злобный голос. Дай мне терпения». Я прижала ладонь к цепочке под блузкой, чтобы почувствовать иконку Маши. Постепенно мое дыхание выровнялось. Наконец я смогла открыть глаза и посмотреть в угрюмое лицо Евгении без желания ее ударить.

Она всего лишь сбитый с толку ребенок. Не стоило тратить силы на ненависть к ней.

– Сожалею о твоей потере, – сказала я. А затем, к своему удивлению, добавила: – Мой отец тоже умер.

От этих слов у меня мурашки пробежали по коже. Его действительно больше нет.

Их правда больше нет. Последние два дня были настоящим кошмаром. Еще пару суток назад у меня были родители, которые любили меня, брат,