Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 Страница 51

— Что же вы увидели, дядя?

— При красноватом свете факелов несли человека на носилках, так что я не мог разглядеть его, но, по всей вероятности, это был тот арестант, которого привезла вчера ночью.

— На носилках… так вы думаете, он был мертвым?

— Вероятно, ваше величество.

— Мы должны сейчас же удостовериться во всем! — вскричал Людовик и хотел было, идти к двери.

— Одну минуту, ваше величество, — тихо остановил его принц, — думаю, что вы не достигнете цели, если спросите у коменданта о патере Лаврентии. Его, наверняка, привезли сюда под другим именем.

— Так я потребую список заключенных.

— И это будет напрасно, в списки не вносят людей, которых хотят устранить. ~

— Понимаю, но достанется коменданту, если он осмелится скрыть от меня имена арестантов, привезенных в эти последние ночи.

— Комендант и сам не знает их, ему этого не говорят.

— В таком случае он сведет меня к неизвестным арестантам, и я узнаю среди них патера.

— Если он уже не зарыт в землю.

— Я из земли достану его. Благодарю вас, дядя Генрих, за ваши указания, они наведут меня на настоящий след. Скоро с вами поменяются местом виновные. Дорого они мне заплатят.

— Слава Богу, наконец-то начнется другое время! — воскликнул принц.

— Прощайте, дядя Генрих! Пойдемте, Люинь.

Лицо короля выражало самую твердую решимость, когда он вышел со своим любимцем из камеры. Комендант ожидал их в коридоре и запер за ними дверь.

— Проводите нас к себе, — приказал король. Ноайль был в страшном волнении. Что-то будет дальше?

Войдя в канцелярию, король велел Люиню спросить списки заключенных и просмотреть их.

Смущение коменданта с каждой минутой возрастало. Люинь велел положить списки на стол, стоявший посредине. Король задумчиво ходил в глубине комнаты.

Ноайль достал из шкафа большую книгу в кожаном переплете и положил перед Люинем.

— Э, господин комендант, — притворно удивился Люинь, взглянув на последние листы, — что это значит? В Бастилию так долго никого не привозили?

— Имею честь доложить, что арестованные по высочайшему повелению часто не вносятся в книгу, — отвечал де Ноайль.

— Так вы ведете по ним секретные списки? — спросил король.

— Я строго исполняю приказания и совсем не веду списков в таких случаях.

— Значит, если арестанты умирают, а о них хотят справиться, стало быть, нельзя узнать ни имени, ни преступления, которое они совершили, ничего. Славные распоряжения! — возмущенно произнес король. — Яркий свет бросают они на управление. Так как вы не ведете списков, господин де Ноайль, у вас должна быть отличная память, вы, вероятно, знаете, каких арестантов привозили в последнее время или вы их не видите?

— Я сам принимаю их, ваше величество, — отвечал комендант.

— Вчера ночью в Бастилию привезли патера, которого звали Лаврентием?

Ноайль, пожимая плечами, отвечал отрицательно.

— Первый раз слышу это имя, ваше величество, и не видел никакого патера,

— Не испытывайте слишком долго мое терпение, господин комендант, — угрожающе произнес король. — Если вам велели скрывать этого патера, так я приказываю сию минуту свести меня к нему.

— Его величество говорит о старике, которого привезли вчера ночью, — дополнил Люинь. — Вы, вероятно, припомните его по костюму: на нем был берет и широкий бархатный камзол, как у итальянских торговцев соколами.

Ноайль видел, что дольше отпираться было бы слишком опасно. Как ни строго было приказание маршала, как ни велика его власть, пришлось сказать правду, так как король, видимо, все знал.

— В Бастилию действительно привезли старого торговца соколами, обвиняемого в тяжелом преступлении, — поспешно отвечал он.

— Так ведите меня к нему, господин де Ноайль! Комендантом опять овладело смущение, и он медлил.

— Такое место… вашему величеству угодно ночью, господин маршал… — бессвязно забормотал он.

— Да черт бы побрал маршала! — крикнул Людовик, в гневе топнув ногой и хватаясь за шпагу. — Берегитесь, чтобы я вам не написал на спине мои приказания! Такой старик и так лукавит и лжет. Где старый патер? Отвечайте.

— В подземелье, ваше величество.

— Как… разве он умер?

— Не знаю, ваше величество.

— Зачем же этого несчастного снесли в подземелье?

— По приказанию маршала, чтобы заставить его сознаться.

— Старика пытают? — с негодованием воскликнул король.

— По высочайшему повелению. Он, говорят, несколько лет тому назад отравил сторожа ратуши, — сказал Ноайль.

На лице графа де Люинь мелькнула злая насмешливая улыбка.

— На патера хотят свалить убийство сторожа, совершенное в день казни Равальяка, ваше величество, — объяснил он королю. — Теперь его пытают, чтобы заставить взять на себя преступление, в котором повинны другие. Современная практическая метода!

У Людовика передернулось лицо, он грозно взглянул на коменданта.

— Молитесь, чтобы патер был еще жив, когда мы придем, иначе, клянусь всеми святыми, вы Поплатитесь головой. Берите подсвечник и ведите нас в подземелье.

Ноайль хотел просить помилования и на коленях уверить короля в своей невиновности, но Людовик повелительным отрывистым жестом велел ему идти.

Комендант дрожащей рукой взял канделябр и пошел вперед. Он считал себя погибшим, так как уверен был, что старик не вынесет пыток. Ему неизвестно было, что офицер предупредил о приезде короля, он не знал также, жив ли арестант… Он не мог понять, в чем тут дело, но видел, что король, о котором до тех пор почти не слыхали и не говорили, вдруг заявил о своей власти.

Старый комендант привык слепо исполнять приказания королевы-матери и ее министров, не спрашивая объяснений и не раздумывая. Он делал то, что от него требовали, в полной уверенности, что заслуживает награды.

И вдруг за это слепое повиновение его привлекают к самой строгой ответственности.

Он шел с подсвечником впереди, король и де Люинь следовали за ним. Они миновали несколько коридоров, спустились по лестнице и вышли во двор. Порывом ветра задуло свечи.

— Ни шагу назад, — отрывисто сказал король, — мы и без огня найдем дорогу, каждая лишняя минута может стоить несчастному жизни.

Нигде ни одного офицера, ни одного сторожа. Все попрятались, предоставляя коменданту честь, как главному лицу в Бастилии, провожать его величество.

Это было, конечно, очень благородно, но сейчас — далеко не по нутру коменданту, проклинавшему их в душе. Не смея ничего ответить, он повел своих высоких посетителей через темный двор.

— Посмотрите, граф, — сказал король, показывая на огороженное место, — это, наверное, кладбище, честное слово, эта Бастилия ужаснее, нежели я думал.