Станислав Вольский - Завоеватели Страница 51

— В Сан-Мигеле мало людей, — сказал он, — и было бы хорошо пополнить его гарнизон. Если кто-нибудь из вас желает возвратиться, он может это сделать немедленно. В Сан-Мигеле он будет иметь такие же участки и получит столько же индейцев, как и прочие оставшиеся там колонисты.

Девять человек заявили о своем желании покинуть отряд и вскоре оставили товарищей. Отряд был очищен от недовольных, и молено было двигаться дальше, не боясь вспышки.

Прошло еще пять дней, а до Кахамальки все еще было далеко. От инки никто не приходил. Чтобы выяснить положение, Пизарро послал вперед Эрнандо де-Сото с несколькими кавалеристами, а сам остался на привале. Через несколько дней де-Сото возвратился и привез важные сведения.

Ему удалось добраться до небольшого города Кахас, где стоял военный гарнизон. Сначала перуанцы хотели вступить с ним в бой, но, когда узнали о его мирных намерениях, начальство крепости встретило его гостеприимно и разрешило побывать в окрестностях. Он посетил другой, более значительный город — Гуанабамбу. Там большие красивые дома, хорошо укрепленная крепость. У входа в город выстроено обширное здание, где собирают налоги с привозимых на рынок продуктов. Торговцев на базаре де-Сото не видел, видел только земледельцев, обменивающих излишки своего хозяйства на нужные им предметы. Из Гуанабамбы широкая дорога ведет в центр страны. Она выровнена, по сторонам ее проведены выложенные плитами каналы с чистой проточной водой, а через определенные расстояния построены дома для ночлега путешественников. Это государственные гостиницы. Дорога тянется на много миль и связывает наиболее важные населенные пункты. Говорят, таких дорог много.

Когда де-Сото собирался возвращаться обратно, пришел знатный перуанец и сказал, что Атагуальпа поручил ему приветствовать чужеземного вождя и поднести подарки. Перуанец отправился вместе с отрядом де-Сото и теперь ждет приема.

Перуанские древние сосуды.

Пизарро принял посла. Дары состояли из двух каменных сосудов прекрасной работы, шерстяных вышитых золотом тканей и сушеной, особенным образом приготовленной гусиной кожи, которую туземцы толкли в порошок и употребляли в качестве духов. От перуанца Пизарро наконец точно узнал местопребывание Атагуальпы: Атагуальпа действительно находился под Кахамалькой.

Его лагерь разбит там, где из гор бьют горячие источники. Он изволит отдыхать и принимает ванны. Туда он и приглашает в гости чужеземного вождя.

На другой же день отряд снялся и тронулся в путь. Вперед послали индейца, которому велели сообщить Атагуальпе о приближении белых и уверить его от имени; Пизарро, что пришельцы не имеют никаких враждебных намерений. Кроме того, гонцу поручили хорошенько осмотреть дорогу и через отправленного с ним товарища известить Пизарро, нет ли по пути засад и не замечается ли передвижения войск.

Вскоре дорога раздвоилась. Узенькая лента, почти тропинка, обрывистая, крутая, ухабистая, вела прямо-вверх, к высокому горному кряжу, за которым расположена Кахамалька. Направо от нее ответвлялась широкая ровная дорога на Куско, как бы приглашавшая солдат свернуть в сказочный город дворцов, храмов и золота. В Кахамальке — многотысячная армия, в Куско — богатая и легкая добыча. В самом деле, не свернуть ли?

Солдаты оробели. Теперь, когда нужно сделать выбор, все их сомнения и страхи встали с новой силой. Не лучше ли избежать опасной встречи? Не лучше ли устроить набег на столицу, взять из нее все, что можно, а потом вернуться обратно и, сев на корабль, возвратиться в Панаму? Так думали многие, а некоторые высказывали это открыто, но Пизарро не мог принять этот план. Во-первых, встречи с войском Атагуальпы все равно не избежишь. А во-вторых, разве можно размениваться на мелочи, когда дело идет о целой империи? Ради простого разбойничьего набега не стоило пускаться так далеко. Не жалкие пригоршни золота пришел он завоевывать, а королевство. И без королевства он отсюда не уйдет.

Ночь. Солдаты расположились на привале и, поеживаясь от холодного воздуха высот, грелись у костров. Для Пизарро была разбита палатка, но он не мог спать. Он ходил и думал, и чем больше думал, тем тревожнее становилось у него на душе. В Кахамальке, в Куско — всюду грозят опасности, всюду подстерегает смерть. Судьба как будто уже закинула петлю на шею старого безумца. Что же делать: отступить, итти прямо, свернуть на столичную дорогу? Кто ответит, кто даст совет?

Пизарро опустился на колени; он молился, но и перед распятием он лицемерил так же, как и перед людьми.

— Ты видишь, что цель моя — обратить в христианство миллионы человеческих душ. Я для тебя несу все эти труды и иду навстречу опасностям! Так помоги же мне! Помоги!

Пизарро начало казаться, что и в самом деле ему для себя ничего не нужно. Не нужно золота, не нужно наместничества, не нужно власти — нужно только, чтобы индейцы строили церкви и ходили к падре исповедоваться и причащаться. В сущности, он не завоеватель, а проповедник, апостол. Так пусть же небо его выручит!

— Помоги, пресвятая дева, помоги! — повторял он.

— И поможет, сын мой, — раздался вдруг голос у входа.

Пизарро вздрогнул, боясь обернуться. Уж не пришел ли к нему сам архангел Михаил, князь небесного воинства? Нет, это только падре Вальверде, начальник монашеской братии. Лицо у падре Вальверде худое и суровое. Шестьдесят с лишком лет прожил он на свете, работая во славу католической церкви. Ему надо подарить панскому престолу миллионы новообращенных язычников. Если можно, он обратит их словом, если нельзя — мечом. В случае успеха ему обещали в Риме кардинальскую шапку. И он готов всем рискнуть и на все пойти. Он угадал тревогу вождя и пришел его ободрить.

— Как ты можешь сомневаться в небесной помощи, сын мой? — начал он. — Вспомни, за последние два года вся жизнь твоя — сплошное чудо. Разве не чудом избег ты смерти на острове Горгоне? Разве не чудо королевская грамота? Разве не чудо твои победы над неверными? Неужели ты не помнишь, как во время схватки с жителями острова Пуны над твоим отрядом появился архангел Михаил со своими ангелами, а над индейцами Вельзевул со своими демонами и Михаил победил Вельзевула и бесовские полчища с жалобным визгом улетели?

— Да, верно, верно, — подтверждает Пизарро.

Правда, сам он не видел ни ангелов, ни демонов-. Брат Эрнандо тоже не видел, и Педро де-Кандиа тоже не видел. Никто, кажется, не видел, кроме отцов доминиканцев. Но они видели — значит, так оно и было.

Падре Вальверде говорил долго и горячо. Когда он ушел, у Пизарро горели глаза, и от недавней робости не осталось и следа. Рано утром он созвал солдат и обратился к ним с пламенной речью.