М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 Страница 51

Кейн также высказал предположение, что, скорее всего, на необыкновенный вид зверьков повлияла среда обитания. Эти экземпляры, считает он, последние из обширных некогда популяций, сохранившиеся до наших дней».

М.Р. Маллоу усмехнулся. Он знал не так уж много о легендах Древнего Египта. Не был он и специалистом по зоологии. Но он точно знал, почему, или вернее, у кого получилась путаница с названиями.

— Мааааа-а-ау, — разносилось под сводами Красной Пирамиды, — маааа-а-ау! Ма-а-а-а-а-а-а-а…

— Я рад, что вы так любите Россини, мой мальчик, но вы поете «Кошачий дуэт» с утра до ночи! — высказался профессор. — Наконец, подумайте о господах шпионах!

— Мау, мау, — отозвался Саммерс, только что спустившийся по ступенькам. — Никого нет. Я их все-таки замучил. Мы одни!

Он сел.

— Сбежали, — доложил он. — Ужас, каких малохольных теперь берут в археологи. Вот от меня бы на их месте так просто не отделались. Не отделались, профессор!

— Мне кажется, вы несколько увлеклись, — профессор размешивал состав в глиняной ступке. — По вашей вине я должен был лишить шерсти еще и мышей!

— Но не могли же мы сказать, что я не знал, кто такие фараоновы мыши!

— Ну, куда это годится — и кошки, и мыши? Это подозрительно!

— Но ведь нам верят.

— Смотрите, осторожнее. Засс хочет вывести вас на чистую воду.

— Нас, профессор, нас.

— Прекратите шутить.

— Не могу, у меня нервы.

— Это большой риск, мой мальчик.

— Ничего, в этих камерах сам черт заблудится. Пусть попробуют что-нибудь доказать — я докажу, что они идиоты. Что это клевета и они сами все подстроили.

— И все-таки два десятка кошек!

— Профессор, я смотрю на вещи реально. Два десятка кошек — minimum minimorum, которых мы сможем обработать без лишнего шума. На самом деле нам нужно штук сто.

— Да, но что скажут владельцы животных? Когда некие иностранцы покупают в таком количестве обычных кошек, это выглядит странно! Начнут болтать!

— Владельцы животных ничего не скажут. Кошек я просто взял. На время.

— Святые небеса, Джейк!

— Что? Болтать начнут? Начнут. Но нас к этому времени…

— Все это очень опасно.

— Вы же говорили, ваш препарат безвреден.

— Он и есть безвреден! Я запатентую его как отличный крем для дам!

— Тогда ничего вашим крестьянам не сделается. Подождут. Кошки на то и кошки, чтобы уходить, когда им вздумается.

Третье письмо Джейка содержало вот что:

«Несчастный Засс. В жизни не встречал никого (кроме себя!) кому бы так страшно не везло. Три дня назад Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед принесли из раскопа каменный мяч — говорят, что именно мяч, каким египтяне играли в боулинг. Но твой покорный так неловко уронил мяч на ногу Зассу, что бедняга по крайней мере дня три не сможет ходить. Ergo, он не сможет съездить с нами в лагерь доктора Филипса. Это еще ничего: бедняга собирался поехать во что бы то ни стало, но вдруг съел что-то не то. От расстройства у него здорово испортился характер — иначе с чего бы он стал обвинять меня в том, что все его бедствия — моих рук дело? Впрочем, теперь меня подозревают все сразу. Но меня, как тебе известно, все всегда подозревают, так что я привык. Ах, да! Эдна! Эдна не подозревает меня! Это так мило с ее стороны, что прямо неловко».

— Черт, — пробормотал Д.Э. Саммерс. — С девчонкой-то совсем неловко.

И продолжал:

«Однако, Вандерер горит желанием познакомиться с доктором Филипсом. Не знаю, что приснится мне сегодня ночью, но вечером Вандерер устраивает рождественскую вечеринку и доктор должен прибыть к нам в лагерь — я уже передал ему приглашение».

Саммерс взъерошил волосы надо лбом.

«Теперь про тетю. Тетя в своем амплуа: взялась заигрывать с Зассом. Ну, знаменитый адвокат, писатель, интересный человек — ты все понял. А ты же знаешь мою тетушку. У меня не поворачивается язык сказать ей, что нельзя до такой степени не давать человеку проходу. Но это ужасно. Я просто места себе не нахожу. Ты представляешь, во что превратиться моя жизнь, если ей удастся его окрутить?»

— Послушайте, Кеннел, — сказал Вандерер. — Я все понимаю. Но если вы не прекратите ваши фокусы, у вас будут неприятности.

— А? — молодой человек отряхнул брюки — возился в палатке с кошками. — О чем вы?

— Не ломайтесь.

— Но я все равно не понимаю.

— Нет, Кеннел, вы понимаете. Тетушкино наследство под угрозой, не так ли?

Кеннел молчал.

— Поговорим как мужчина с мужчиной, — сказал Вандерер.

— Лучше не стоит, — пробормотал натуралист.

— Стоит, милый мой, стоит. Во-первых, мои люди вами недовольны. Вы знаете, что это значит. Остерегайтесь, Кеннел.

— Ничего не понимаю. Они все время вертятся вокруг нашей палатки, но режьте меня на куски, если я понимаю, зачем! Меня в чем-то подозревают?

— Мое дело предупредить. Во-вторых, вы должны поговорить с вашей тетей.

— Вы не знаете мою тетушку!

— Ну, что касается вашей тети, у нее, конечно, есть некоторые основания. Однако…

— Какие еще основания? — перебил молодой человек.

— Как? Разве вам не сказали? Впрочем, кто бы решился. Хм. Дело в том, что… этот разговор останется между нами, не так ли?… Дело в том… Карл пробрался к ней в палатку. Пока вы отсутствовали, был большой скандал. Но он всего лишь хотел взять что-нибудь на память! Вы должны это понимать!

— Вы имеете в виду… — Ральф аж поперхнулся. — Он рылся в вещах моей тети?!

— Эти немцы чертовски сентиментальны. Успокойтесь!

— Не могу! Ваш Засс втрескался в мою тетку! Вы не представляете, во что превратится моя жизнь, если они…

— Тогда позаботьтесь о том, чтобы этого не случилось, — сказал Вандерер и ушел.

Натуралист, моргая, смотрел ему вслед. Потом повернулся вокруг себя и рявкнул:

— Эй вы, Засс! Не прячьтесь, это вам не поможет!

Скандал с Зассом был таким шумным, что в лагере Вандерера творилась сплошная кутерьма: оскобленный в лучших чувствах, немец решил вернуться в Каир. То, что наговорил ему Ральф, заставило беднягу требовать сей же час везти себя в город на автомобиле. А когда Вандерер отказался это делать, примирительным тоном советуя немцу «остыть и хорошенько все обдумать», герр Засс в крайнем возбуждении и смятении чувств оседлал мотоцикл позади курьера и, невзирая на протесты этого последнего, уехал. Лоу и Хэтфильд вскочили в автомобиль и пустились в погоню. Вандерер с телеграфной лентой в руках бежал сзади и ругался до тех пор, пока не осознал всю комичность своего положения.