Майкл Айснер - Крестоносец Страница 51

Рамон отдал распоряжение полковнику Пьеру Делакорту, первому заместителю барона, подготовить артели госпитальеров к продвижению осадной башни. Пешим госпитальерам он велел отнести глиняные чаши с греческим огнем к передней линии баллист.

Греческий огонь был изобретен в Византии около шестисот лет назад. Наши братья греки трепетно хранили секрет его состава, пока мусульмане не украли или просто случайно не обнаружили его уже в нашем столетии. Он состоит из серы, селитры и масла, которые смешиваются в глиняных чашах. В Калатраве дядюшка Рамон рассказывал нам о его разрушительной силе — ему пришлось испытать на себе этот огонь во время неудачной осады сарацинами Маргата. В то время Рамон был рыцарем ордена и защищал крепость от египетской армии. Осада длилась целых полгода, и изголодавшиеся рыцари были вынуждены есть сначала своих коней, а потом и умерших товарищей. По словам Рамона, один из священников ордена издал особое постановление, позволявшее потреблять в пищу мертвых ради спасения живых — сам священник, однако, отказывался прикасаться к христианской плоти и умер спустя несколько дней. Его тело стало жертвой его же собственного указа.

Перед штурмом Маргата сарацины обстреляли замок греческим огнем, который взорвался, выпустив облако огня и дыма. Несколько товарищей Рамона погибли в пламени, другие задохнулись от дыма. Защитники готовы были уже сдаться; сарацины подкатили свое осадное орудие к одной из крепостных башен, и их воины начали взбираться на стену по приставным лестницам. Когда Рамон уже забормотал прощальную молитву, орудие неверных вдруг загорелось, лестницы упали и поднимавшиеся по ним мусульмане полетели вниз.

Христианские саперы вырыли шахту под стенами замка, и когда осадное орудие оказалось на месте подкопа, оно просто провалилось под землю. Поскольку летний зной был в разгаре и завершался сезон военной кампании, сарацинские командующие решили отвести свое войско, осада была снята, и Маргат остался под властью христиан. Из начального состава защитников крепости — ста семидесяти пяти рыцарей — в живых остался двадцать один человек, включая дядюшку Рамона.

Не знаю, почему барон Берньер не захотел использовать греческий огонь, как только мы начали обстрел. Ему не терпелось разбить вражеские укрепления раньше, чем это сделает дон Фернандо, и он, видимо, считал, что каменные снаряды сделают это быстрее.

Дядюшка Рамон сказал, что мы вернемся к первоначальному плану сражения. Команды госпитальеров при баллистах продолжат обстреливать замок камнями, чтобы пробить брешь в западной стене, однако будут перемежать эти залпы с залпами греческого огня. Такой маневр сделает возможным штурм одной из башен замка с помощью осадного орудия. Рамон сказал, что греческий огонь вызовет неразбериху и панику внутри замка и отвлечет внимание сарацин от нашей атаки.

Как только греческий огонь отнесли на передовую и выстрелили им по замку, ход битвы кардинально переменился. Греческий огонь взрывался, окутывая все дымом, там и сям на стенах вспыхивал огонь — кое-где они были построены из дерева. Шум и смятение внутри замка воодушевили наших воинов, наконец-то стряхнувших с себя оцепенение после страшной гибели своих собратьев.

Когда осадное орудие подкатили к замку так близко, что оно оказалось в пределах досягаемости стрел сарацинских лучников, дядюшка Рамон отдал приказ рыцарям Калатравы подниматься на верхний этаж осадной башни. Мы должны были первыми нанести удар по крепостному валу, а госпитальерам следовало занять нижние этажи, чтобы потом прийти нам на подмогу.

Перед тем как войти в осадную башню вместе со своими людьми, дядюшка Рамон передал командование войском полковнику Делакорту, первому заместителю барона.

— Полковник, — обратился к нему Рамон, — приказываю вам оставаться в живых, чтобы руководить сражением.

— Рамон, — ответил полковник Делакорт, — моя жизнь, как и ваша, в руках Иисуса. Я надеюсь, что сегодня Он отнесется к нам обоим благосклонно.

Мы последовали за Рамоном в осадное сооружение гуськом, один за другим, затем поднялись наверх по веревочной лестнице, соединявшей этажи. Подъем был трудным из-за тяжести наших доспехов и оружия: каждый из нас нес на себе около шестидесяти фунтов. По мере продвижения наверх темнота сгущалась — единственным источником света был вход, от которого мы удалялись. Мы ободрали кожу рук о шершавый канат, и, поднимаясь, я чувствовал, как на моих ладонях выступают теплые капли крови. Когда мы достигли верхнего этажа, Рамон взял меня за руку и направил в передний левый угол помещения. Там я и стоял, ничего не видя и крепко сжимая в руках щит и меч.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем остальные рыцари заняли нижние этажи башни: мы слышали скрип сапог на деревянном полу. Перекрикивая гам, Рамон заговорил:

— Как только вы окажетесь на стенах замка, друзья, вам придется отведать много мусульманских угощений. Будьте по-рыцарски вежливы и попробуйте каждое блюдо. Не будем обижать наших хозяев, отказываясь от их лучших деликатесов.

Среди собравшихся прокатился нервный смех, закончившийся длинным, неестественным вздохом, — всех мучили потаенные страхи. Большинство из нас, наверное, погибнут при штурме. Когда опустят трап, рыцари ордена Калатравы первыми из христианских воинов ступят на стены замка. Наши потери будут очень велики, как всегда при первом штурме — обычно около пятидесяти процентов, а иногда и все сто.

— Я получил сведения от нашего шпиона, — продолжал Рамон, — о том, что в замке есть гарем. Он говорит, там содержатся самые красивые женщины Аравии. Возможно, мне удастся добиться особой милости от епископа Акры: позволения рыцарям-победителям насладиться прелестями местных красоток. Говорят, епископ очень понимающий человек и знает толк в таких вещах. А может, мне следует испросить благословения Папы? Что скажешь, Франциско?

На этот раз смех был более громким и продолжительным, искренним — даже самые набожные забылись и радостно присоединились к братству Рамона.

— Скажу спасибо, дядюшка Рамон, — отвечал я. — Если мне удастся выжить, я обязательно посещу этот гарем. Если удастся.

— Франциско, — сказал Рамон, — ты добрый малый. Но ты слишком много размышляешь. Твой подход к жизни слишком мрачен. Думаю, посещение этого гарема — как раз то, что тебе нужно. Я просто уверен в этом. Бернард…

— Да, дядюшка, — отозвался тот.

— Напомни мне, когда мы овладеем этой крепостью, что Франциско должен первым из рыцарей войти в гарем.

Рамон продолжал говорить, подшучивая над разными рыцарями, высмеивая изысканный гардероб барона Берньера: