Луи Буссенар - Секрет Жермены Страница 51

Так продолжалось минут пять: ни один, ни другой, казалось, не брал верх в этой то ли странной дуэли, то ли детской игре в гляделки.

Мишель начал слегка розоветь, а Мондье, наоборот, — бледнеть. Но вот князь почувствовал некую смутную неловкость, еще не понимая ее причины.

— Что вы от меня хотите? — наконец спросил он бандита, продолжавшего спокойно, уверенно смотреть русскому в глаза.

— Усыпить вас.

Березов засмеялся.

— А!.. Сеанс гипноза, — сказал он. — Предупреждаю, вы зря тратите время… Меня уже пытались усыплять, но безуспешно. Я совершенно не поддаюсь так называемым флюидам… А потом… зачем это вам?

— Чтобы позабавиться.

— Значит, вам это не удастся.

— Ошибаетесь, ваши глаза уже начали блуждать… Веки тяжелеют… Вас скоро охватит сон… Вы заснете… Спите!.. Спите… Спите… Я так хочу!

С большим усилием Мишель перебарывал уже одолевавший его сон. «Нет, я не засну, — подумал он, — я не хочу засыпать, я не засну».

Он напряг все душевные силы, чтобы не поддаться упорному, властному взгляду.

Мондье продолжал настойчиво повторять:

— Спите… Спите… Спите… Я этого хочу!

Березов мучительно сопротивлялся, хотел представиться невосприимчивым, но чувствовал, что его осиливает дремота, и с ужасом думал: если я засну, я стану послушным инструментом в руках мерзавца, и он воспользуется этим и злоупотребит моей волей, вернее, безволием.

— Можете продолжать так до бесконечности, ничего у вас не выйдет, — говорил князь, лишь бы не молчать, не поддаться этому властному сильному взору, непонятному воздействию; говорил, отгоняя дрему, говорил, чтобы говорить, и понимал: кажется, этот негодяй его уже одолел. — Можете забавляться, как балаганный фокусник, на меня это не действует.

А сам думал: «Неужели я впаду в этот таинственный сон, я же видел, как Мондье погружал в забытье своих карточных партнеров, и в беспомощном состоянии те проигрывали ему крупные суммы… Неужели Мондье действительно обладает такой безграничной гипнотической силой, что она распространяется не только на частные случаи вроде игры в покер[69], но и на многое другое…»

Чувствуя, что упорно повторяемый призыв Мондье «спите» действует на него все сильнее, Березов подумал, что резкая физическая боль может его отрезвить, закусил язык и плюнул графу в лицо набравшейся во рту кровью. Мондье отшатнулся и на какое-то время отвел глаза.

Мишель вздохнул свободнее и подумал: да, с помощью боли он сможет устранить действие гипноза.

Мондье не горячась вытер лицо, сказал Пьеру:

— Завяжи ему рот, — и продолжал воздействовать на своего врага со все возрастающей энергией.

«Не дурак ли я, — подумал Мишель, — ведь мне только стоит закрыть глаза, и я избегну его змеиного взгляда, который меня мучает».

Видя, что Мишель опустил веки, Мондье прошептал:

— Вот теперь он в моей воле!

Граф стал тихонько нажимать на глазные яблоки князя, все время повторяя:

— Вы спите… Вы спите…

Так продолжалось минут пять. Потом Мондье знаком показал Пьеру, чтобы тот снял со рта князя платок, и спросил:

— Вы спите, князь?

К удивлению молчаливых зрителей Пьера и Бамбоша, князь глухим голосом ответил:

— Да.

— Теперь он в моих руках! — с торжествующей улыбкой воскликнул бандит. — Дело было трудным, это животное меня измучило. Пьер! Подай бордо и бисквит! Твое здоровье, Бамбош!

— За ваше, патрон! — сказал Бамбош, чокаясь. — А теперь что вы будете делать?

— Увидишь! И будь готов к самым ошеломляющим неожиданностям.

Распив бутылку вина, негодяи подошли к связанному Березову.

— Вы продолжаете спать? — спросил Мондье.

— Да, — ответил князь невнятно.

— Вы будете меня слушаться?

Князь не откликнулся, тогда Мондье настойчиво проговорил:

— Вы будете меня слушаться, или я вас прожгу насквозь раскаленным железом.

Пленник все молчал, граф положил ему на руку палец. Князь застонал, как будто его действительно обожгли нагретым добела металлом.

— Вы делаете мне больно, вы меня мучаете…

— Будете вы слушаться?

— Да!..

— Пьер, развяжите его.

Когда Мишеля освободили от пут, он принялся тереть здоровой рукой ту, которую считал обожженной, со лба текли крупные капли пота, и на лице выражалось страдание.

Бандит сказал просто:

— Все прошло, ожог зажил… Вы больше не чувствуете боли.

И в тот же миг лицо князя успокоилось, он вздохнул с облегчением и замер в неподвижности.

— А теперь откройте глаза, встаньте и подойдите к камину, — резко приказал Мондье.

Князь повиновался; взгляд его был сумрачен и, казалось, ни на что не смотрел. Пошатываясь, нерешительным шагом, он приблизился к камину…

Мондье приказал повернуться, князь покорно сделал это и оказался лицом к лицу с Бамбошем.

— Вы знаете этого молодого человека? — спросил гипнотизер.

— Да… Это Бамбош… мерзавец… месье де Шамбое… плут из шайки… хорошего общества… — ответил русский, глухо и нерешительно.

— Правильно… Негодяй, который отравил монахиню, хотел убить вас… ваш близкий друг… вы его любите… уважаете… — говорил Мондье.

— Нет!..

— Да… Так надо… Я хочу, чтобы он был вашим другом… Чтобы вы его уважали… Я хочу, чтобы вы о нем отзывались наилучшим образом, когда вернетесь в свет, и относились к нему с большой симпатией… Так надо…

— Я согласен… Месье де Шамбое — мой друг…

— Пожмите ему руку.

Неожиданно князь запротестовал, заявив:

— Я не желаю!

— Слушайтесь, черт возьми!.. Раскаленное железо!.. Дайте раскаленное железо! — резко выкрикнул Мондье и легонько коснулся кисти Березова.

Застонав от боли, Мишель стал умолять о пощаде.

Совсем укрощенный, он ответил на рукопожатие Бамбоша и проговорил:

— Вы молодец… Я вас люблю… и очень уважаю…

— Не правда ли, было очень забавно, когда я отравил монахиню? — спросил обнаглевший негодяй.

— Да, очень забавно, — ответил как эхо князь, теперь уже абсолютно лишенный своей воли и подчиненный воздействию жестокого, страшного врага.

— На сегодня довольно, — сказал Мондье, — завтра продолжим упражнения. Князь Березов! Когда проснетесь, вы вспомните о моих приказаниях и будете их выполнять, при этом вы забудете о том, что получили их от меня. Вы не станете пытаться бежать, и вам предстоит засыпать по первому моему распоряжению.

С удручающей покорностью Мишель согласился:

— Да, я буду слушаться.

— Вы проснетесь, когда пробьет полночь.