Александр Дюма - Жорж Страница 52

Лайза полагал, что ему не удастся освободить Жоржа без борьбы, но рассчитывал на прибытие в город тех мятежников, которых он ждал со стороны Малабарского лагеря; они должны были помочь. По известной уже нам причине этого не произошло.

В мгновение ока Жорж оказался среди сражавшихся; он громко закричал: «Лайза! Лайза!» Значит, он все же нашел негра, достойного называться человеком; он встретил душу, родственную его душе.

Два вождя объединились в огне сражения и, не пытаясь обезопасить себя, не боясь свистящих вокруг пуль, обменялись несколькими словами, продиктованными безысходностью положения.

Лайза был обо всем осведомлен; покачав головой, он произнес:

— Все погибло.

Желая внушить ему надежду, Жорж посоветовал воздействовать на пьяниц, но Лайза с презрением заметил:

— Они будут пить, пока ничего не останется, надеяться не на что. Множество бочек было открыто, чтобы вина хватило на всех.

Великая борьба уже изначально становилась бессмысленной. Жорж, которого Лайза стремился спасти, был теперь на свободе; оставалось лишь пожалеть убитых и раненых негров и дать сигнал к отступлению.

Но отступать по улице Правительства было невозможно; в то время как отряд Лайзы стоял против английского батальона, преграждавшего ему путь, другой правительственный отряд, укрывшийся в засаде у порохового завода, вышел с барабанным боем и преградил дорогу, по которой ранее проникли в город Лайза и его сподвижники. Пришлось отступить по улицам, прилегающим ко Дворцу правосудия; и по ним добираться до Малабарского лагеря.

Пройдя шагов двести, Лайза и отряд оказались на освещенных улицах, где стояли бочки с вином. Перед ними предстала картина необузданного разгула.

А в конце каждой улицы виднелись сверкавшие в темноте штыки английской роты. Жорж и Лайза переглянулись с горькой улыбкой, означавшей, что речь теперь может идти уже не о победе, а лишь о смерти, но о мужественной смерти.

Однако оба попытались сделать последнее усилие: они бросились на главную улицу, стремясь присоединить свой отряд к восставшим неграм. Некоторые из повстанцев были не в состоянии понять, чего от них хотят предводители, другие пели песни и танцевали, едва держась на ногах; большинство же напившихся до бессознательного состояния валялись на земле.

Лайза схватил хлыст и начал изо всех сил избивать несчастных. Жорж, опираясь на железный прут, единственное свое оружие, смотрел на них с глубоким презрением.

Вскоре Мюнье и Лайза окончательно поняли, что надеяться не на что и каждая потерянная минута угрожает их жизни; к тому же кое-кто из верных рабов, соблазненных бочкой с вином, также предали своих вождей. Нельзя было терять время, следовало отступить.

Жорж и Лайза собрали небольшой отряд из верных людей и направились по улице, на которой находились солдаты английского гарнизона. Пройдя небольшое расстояние, они увидели направленные в их сторону ружья; внезапно вспыхнул огонь, град пуль посыпался на их ряд, сразив не менее десяти человек, и тогда раздалась команда:

—"Вперед!"

Вскоре оба отряда сошлись, и завязалась рукопашная.

То была кровопролитная схватка; известно, сколь мужественны английские солдаты и как геройски они умирают.

Но ныне они имели дело с отчаявшимися людьми, которые знали, что, если попадут в плен, их ждет позорная смерть, и поэтому хотели умереть свободными.

Жорж и Лайза показывали чудеса отваги и мужества.

Лайза — с ружьем, которое он держал за ствол, пользуясь им, как бичом; Жорж — с железным прутом тюремной решетки, служившим ему дубинкой; сподвижники помогали им, бросаясь со штыками на англичан, в то время как раненые, ползая по земле, наносили противнику ножевые раны.

Минут десять продолжалась яростная, смертельная борьба; трудно было предсказать, на чьей стороне будет победа: однако отчаяние победило дисциплину; ряды англичан разомкнулись, словно прорванная плотина, что позволило потоку негров ринуться в брешь и выйти за пределы города.

Жорж и Лайза, руководившие атакой, находились теперь в арьергарде, чтобы обеспечить отступление. Вскоре прибыли к подножию небольшой горы, крутой и хорошо укрытой, так что англичане не рискнули бы направиться сюда. Здесь остановились, и воины смогли перевести дух. Человек двадцать чернокожих окружили вождей, остальная же часть отряда рассеялась во все стороны; отныне не приходилось думать о сражении, предстояло укрыться в Больших лесах.

Жорж определил место сбора повстанцев вокруг Моки, где проживал его отец; он сказал,

что выйдет из Моки на следующий день на заре и направится к Большому порту, где раскинулись дремучие леса. В этот миг луна, проплывая между облаками, озарила бледным светом отряд, которым командовал Жорж, как вдруг в растущем вблизи кустарнике блеснул огонь, раздался выстрел, и Жорж упал к ногам Лайзы, сраженный пулей. Вслед за тем кто-то бросился из дымящегося кустарника в лощину, пробираясь к английским войскам, расположившимся на берегу ручья Пюсоль.

И хотя стрелявший бежал быстро, Лайза узнал его. Прежде чем Жорж потерял сознание, он услышал возглас Лайзы:

— Антонио-малаец!

Глава XXIII. СЕРДЦЕ ОТЦА

В то время как события, описанные нами, происходили в Порт-Луи, Пьер Мюнье в Моке с тревогой ожидал исхода борьбы, на которую намекал ему сын. Привыкший, как мы уже сказали, к вечному господству белых, отец давно решил для себя, что это господство не только благоприобретенное право, но и естественное состояние. Как ни велика была его преданность сыну, он не мог поверить, что можно устранить вековые расистские преграды.

Итак, Пьер Мюнье с тревогой ожидал возвращения сына.

Смертельно бледный, он безмолвно сидел в своей комнате, устремив взгляд на дверь.

Внезапно послышались шаги множества людей. Шум приближался и усиливался; несчастному отцу почудилось, что это похоронная процессия.

Вскоре в переднюю молча вошли люди; в тишине старику послышался стон, и ему показалось, что это стон его сына.

— Жорж, — воскликнул он, — Жорж, это ты, ради бога, отвечай, говори, иди ко мне!

— Да, отец, — ответил Жорж слабым, но спокойным голосом, — это я.

В тот же миг дверь открылась, вошел Жорж и остановился, опираясь на дверь; он был так бледен, что Пьеру Мюнье на мгновение почудилось, будто это тень от его сына, которую он вызвал и которая возникла перед ним. Поэтому он не бросился к сыну, а отступил назад.

— Во имя неба, — прошептал он, — что с тобой, что случилось?

— Ранение тяжелое, но, успокойтесь, отец, не смертельное, вот видите, я стою на ногах, правда, долго стоять не могу.

Затем он слабым голосом произнес: