Том Шервуд - Серые братья Страница 53

– Это действительно непривычный враг, Стэнток. Для него подлость – это доблесть.

– Но в этом случае, чтобы его победить, нужно стать таким же подлецом?

– Если не большим.

– И ты согласен на это?!

– Не так давно я сам задавал этот вопрос. В ответ мне рассказали историю о ваннах, наполненных кровью детей. После этого я принял решение. Если нельзя остановить тёмного человека в честном бою – я остановлю его подлым ударом. Тут всё просто. Однажды перед тобой встаёт выбор. Безжалостный выбор: либо – да, либо – нет. Выбор сделал – сиди, кури.

– Значит, мне сейчас нужно тебе прямо ответить – могу ли я, например, зарезать спящего?

– Не сейчас. Немного позже, когда осмотришься и поймёшь, с кем имеешь дело. А сегодняшней ночью единственное, что я попрошу тебя сделать – это поиграть в прятки.

– С человеком, который магистр неизвестно чего? Изволь. Поиграю. С чего начнём?

Бэнсон, заметив, что хозяин, держа в руках поднос с закусками, приглашающее кивает им, взглядом указал на него Стэнтоку и двинулся в сторону кухни. За ужином они подробно обсудили предстоящие «прятки».

Ближе к полуночи, когда Луна зажгла свой фонарь, со двора бывшего скупщика краденого выехал всадник. Даже в темноте было видно, что это большого роста и весьма крупный человек, сидящий на громадном вороном жеребце. На рукаве его чёрного одеяния белела повязка. И, едва копыта жеребца, звонко цокнув, перешли с мягкой земли двора на бутовый камень дороги, как наездник пустил коня в дикий галоп. Гремя подковами, на полном ходу каким-то чудом вписываясь в повороты проулков, в чёрной ночи, по спящему Плимуту летел чёрный призрак. И ещё больше, – хотя, казалось, что невозможно, – прибавил полёта вороной жеребец, когда выстелилась перед ним за окраиной города ровная накатанная дорога.

Промчавшись с полмили, седок перевёл коня в рысь и, привстав, оглянулся.

– Та-ак, – хрипло произнёс он, увидев вдали два маленьких силуэта. – Двое за нами.

– Пора! – сказал человек, сидящий у него за спиной. – С таким весом и в такой гонке Уголь долго не выдержит.

Он откинул полу скрывавшего его наскоро скроенного огромного плаща, перенёс обе ноги на одну сторону и, лёжа животом поперёк конской спины, выбрал секунду и спрыгнул. Спрыгнул, упал, громыхнув треугольным деревянным футляром, а сильно утративший массивность фигуры всадник снова вывел коня в галоп.

Пригибаясь, изредка опираясь на руку, Бэнсон метнулся вбок от дороги. Преодолев десяток ярдов он упал и замер, надёжно накрытый ночным мраком. Спустя очень короткое время мимо него пронеслись двое в чёрном и на чёрных же лошадях. Бэнсон вдруг вспомнил, на какое расстояние и на какой скорости кто-то из них метнул нож минувшим вечером (сложнейший, но безупречно выполненный бросок) и представил, какие бойцы умчались за ничего не смыслящем в ночных разбойных делах Стэнтоком! На «защиту кодекса неприкосновенности герольдов и парламентёров» он не очень-то полагался. Надежда была лишь на то, что Уголь, сделав петлю, домчит Стэнтока до ворот дома раньше, чем его настигнут псы Вайера.

Выждав для верности какое-то время, он привстал, собираясь вернуться к дороге – но тут же упал снова, бессильно и беззвучно ругаясь. В короткий, летучий миг он поймал взглядом ещё одного чёрного седока, который медленно двигался по следам участников дикой ночной кавалькады.

Да, было отчего бессильно ругаться. Неторопливость этого третьего объяснялась тем, что на длинном поводке перед ним, низко пригнув морду к земле, бежал доберман. «Как скверно, – сказал бы сейчас мастер Альба». Безусловно, хорошо тренированный доберман. «Вот какие мы – затейливо-хитроумные. И вот какие они, – ну ничуть не глупее». Завалившись набок, Бэнсон поднял крышку футляра, достал арбалет и, вставив ключ, принялся плавно вращать рукоятку. Он прекрасно знал, что последует дальше. Вставил болт, лёг на спину ногами к дороге и стал ждать.

Маленькие действия участников игры в прятки нанизывались одно за другим на длинную нить судьбы, и Бэнсон не ждал – да и не было их – иных вариантов. Достигнув места, где несомые Углем седоки разделились, доберман вдруг резко рванул в сторону. Стремительно, заученно действовал всадник. Едва лишь доберман, прижав высокие острые уши, сделал первый скачок, как он сбросил с руки петлю поводка и, кинув ногу через седло, спрыгнул на землю. Но ни он, ни пёс его прыжка не закончили. Бэнсон хорошо понимал, что его время – эти вот полторы-две секунды, а всё остальное – в распоряжении ночного убийцы, который, без сомнения, не одну сотню раз оттачивал свои действия в таких вот затейливых поединках.

И сумел оба прыжка оборвать. Кувыркнулся пёс, пробитый навылет болтом, и тут же, ахнув, упал, едва коснувшись ногами земли, всадник, принявший в грудь удар кричащего человечка. Бэнсон отчётливо видел и слышал, что попал, и потому рискнул. Вскочив и выпрямившись в полный рост (прекрасная, крупная мишень) он вдвинул носок ноги в стремя и, застонав, поднял тетиву. Бросил в жёлоб новый болт, прижал его стопором и сделал два длинных прыжка в сторону упавшего преследователя. Тот лежал на полубоку, лицом вниз, подогнув одну ногу. Зайдя со стороны спины, Бэнсон направил на него арбалет и проговорил:

– Если слышишь меня – заведи руки назад, я свяжу их. Если не слышишь – я выстрелю. Для надёжности, сам понимаешь.

Лежащий не рискнул допустить паузы. Начав дышать часто и коротко, он, не выпрямляя ноги, завёл руки за спину, скрестил их в запястьях.

– В точности, – сказал вполголоса Бэнсон, – как испанский бульдог в пилигримском приюте.

Чуть качнул дугой арбалета и выстрелил в спину лежавшему.

Снял поводок с шеи добермана, поймал недалеко отошедшую лошадь, привёл её к месту схватки, привязал поводком к мёртвому телу, нашёл и положил в карман крикуна, спрятал в футляр арбалет, взгромоздил на начавшую хрипеть от запаха крови лошадь её бывшего седока, обмякшего добермана, и сел ещё сам. Хорошо понимая, какой вес приняла на себя лошадь, пустил её шагом. Ему очень нужно было, чтобы она дошла до берега моря.

Рука его, придерживающая пса, чувствовала, как утекает из-под ладони живое тепло и на смену ему приходит мертвенная прохлада.

– Сволочь ты! – сказал он, наклонившись к молчащему противнику. – Собаки-то в наших прятках при чём?!

Через час с небольшим, выехав на кромку невысокого берега, он добавил к этой фразе – «и лошади!» Снял с безропотного усталого животного груз, вынул и взвёл арбалет и, выставив лошадь на самый край, выстрелил ей в бок. Когда снизу донёсся тяжёлый всплеск, деловито сказал:

– Отпустить не мог. Если бы тебя нашли здесь – значит, и мы с Совой здесь. Извини.