Андрей Буровский - Орден костяного человечка Страница 54

Виталий Ильич окончательно удостоверился в худших своих подозрениях. Поэтому когда он начал выходить из тумана, двигаясь в сторону Камыза, то делал это умно и осторожно, не приближаясь к стволам деревьев, кустам, сгусткам тумана и переломам местности без внимательнейшего осмотра. Семь километров он шел два часа, но шел, ни разу не остановившись и перевел дух только тогда, когда в тумане, совсем близко, замаячили серые стены кошар.

Впрочем, туман тут был не сильным, а на деревенской улице совсем кончился. Епифанов покивал головой — да, все становилось ясно до конца. Он, конечно же, знал, кто умел напускать туманы и вообще влиять на погоду, изменять свою внешность и напускать морок на людей. То есть он, конечно, ни во что это не верил… Но люди его поколения умели верить не верить, но принимать во внимание многие странные вещи, официально не существовавшие. К этому тоже можно относиться по-разному, но вот такое уж было это поколение. Так что теперь ни за какие коврижки не пошел бы Виталий Ильич назад, в стену тумана, колыхавшуюся как раз за околицей Камыза.

«Хорошо, что ребята давно в лагере», — с удовлетворением подумал Епифанов, направляясь в сторону хутора номер семь.

ГЛАВА 15

Над сухим логом

А над сухим логом, в двадцати километрах к востоку, в этот день так и работали, до условленных пяти часов дня. Туман поднимался, стена тумана была превосходно видна, и она скрыла другой отряд. Недавно в бинокль были видны холмы с выходом камня — как раз перед озерцом. И вот ничего не было видно, кроме колышущейся, словно бы живой, стены, но в эту сторону туман не пошел. Работали не отвлекаясь, благо Фомич, кляня отсутствие продуктов и паяльную лампу, сварил совсем неплохой суп.

Потом Фомич попытался поехать в туман… И надо сказать, это была не слишком удачная попытка: он вернулся через полчаса, не проехав и километра. В этом туманище видимость кончалась в метре от радиатора. Сергей ничего не сказал Фомичу, только покачал головой. Но это еще были не проблемы.

Проблемы начались после пяти: никто не вышел из тумана ни в половине шестого, ни в шесть. Тогда Сергей мягко напомнил Фомичу, что пора возвращаться в базовый лагерь.

Фомич дико вытаращился и не столь мягко напомнил Сергею, что на другую сторону хребта ушли люди.

Сергей так же мягко напомнил, что они — новосибирские студенты, работали целый день, устали и по Закону о труде имеют право на отдых.

Фомич грубо сообщил, что люди из другого отряда тоже устали, и сам он устал — и от работы, и от вступления в интимные отношения с такими козлами, как Сергей.

Сергей еще мягче напомнил Фомичу, что Фомич является его, Сергея, подчиненным и должен выполнять его приказания.

На это грубый Фомич подробно и смачно рассказал, что делали в зоне с такими начальниками, как Сергей, и что у него начальник по жизни один, Виталий Ильич, а остальные — это только суки поганые и волки позорные, мать-перемать.

Маргарита высказалась в том духе, что Фомич не имеет права так говорить, а тем более упоминать его маму, и что если он будет так себя вести, то еще пожалеет. Высказывалась она шумно и даже несколько истерично, и Сережа мягко возразил Маргарите, что он согласен с ней по сути, но далеко не по форме.

— Сейчас мы едем в лагерь, — сообщил Сергей Фомичу.

Фомич объяснил, в каком органе женского организма и на каком органе мужского он видел тех, кто бросает товарищей.

Сергей предупредил, что если Фомич не поведет машину, то он сам сядет за руль, а Фомича отстранит от работы.

Фомич взял монтировку, поплевал на ладони и стал рассказывать Сергею, что он однажды сделал с одним таким, отстранившим его от работы.

— Ты что, правда хочешь уехать? — обалдело спросил вдруг Витя. До сих пор он сидел в стороне, не принимая участия в баталии.

— А что нам тут делать? Какой смысл торчать тут, в степи?

— А если там беда? — вытаращился Витя. — Туман же…

— Да какая там может быть беда?

Пока беседовали, выясняли отношения студенты, люди ученые, Фомич действовал с грубостью пролетария: влетел в кабину, завел двигатель, крикнул:

— Я поехал за той группой… Кто со мной?!

Поколебавшись, Витя полез в кузов.

— А мы как же?! — возмутилась Маргарита.

— А вы сами дойдете. Двадцать верст протопаете, как миленькие, не распадетесь, а предателей я не вожу, мать вашу за ногу на педсовет!

Прорычав эту неприличную, глубоко порочную даже фразу, Фомич выжал сцепление, и ГАЗ-66 запрыгал по чудовищным ухабам. Виктор всматривался в степь — так далеко от хутора номер семь они еще никогда не бывали. Но и здесь степь была все такая же, уже привычная, — жухлая рыжая трава, ковер лишайников на камнях, сине-сиреневые горизонты. И склон справа был понятным, знакомым — обычнейший для Хакасии склон сопки, покрытый березняком и лиственницей; Витя со страхом понял, что вряд ли сможет отличить этот склон от любого другого.

Фомич продолжал бормотать ругательства, никак не мог прийти в себя. На душе у Вити было смутно.

— Фомич… Ты объезжаешь туман, да?

— Ну… В лоб штурмовать не получилось; выйдем к Камызу, может быть, они уже там?

Замелькали серые домики Камыза, и тем страннее, удивительнее выглядела эта серая, темная стена тумана, как бы нависавшая над поселком.

— Гляди, Фомич!

За околицей Камыза Витя увидел человека — светлое яркое пятнышко, отчаянно махавшее чем-то. Длинный, высокий, этот человек сидел прямо на дороге, по которой катила машина.

— Да это же наш Ильич!

И оборвалось сердце у Вити, потому что теперь уж все было предельно ясно — действительно грянула беда. Виталий Ильич так и не встал при появлении людей, только скривился — улыбался, наверное.

— Что с сами?!

— Осторожнее… Я подвернул ногу, парни. Давайте в лагерь.

— А группа?!

— Группу я давно отправил домой… Они в лагере или подходят. А ваши где?

Если Виталий Ильич и морщился от выражений Фомича, если его и не радовала форма его высказываний, то по сути он только одобрил:

— Надо же додуматься… Пусть прогуляются, полезно…

Потом Фомич и Епифанов обсуждали, поехать ли потом за группой, чтобы взять ее на полпути… и толком не успели обсудить, потому что минут за пятнадцать машина долетела до поворота к седьмому хутору, а на повороте стоял какой-то незнакомый мотоцикл. На этом чужом мотоцикле сидели Дима и Володя, и достаточно было взглянуть на их лица, чтобы удостовериться — в лагере тоже беда.

ГЛАВА 16

Четвертый пастух, или Животворные силы народа