Эдвард Уитмор - Иерусалимский покер Страница 54

Информатор из преступного мира говорил, что основное времяпрепровождение хорватского крестьянина — напиваться сливовицей до скотского состояния. Но, несмотря на то что сливовица изрядно затуманила его мозги, он все равно упрямо требовал три тысячи болгарских левов — иначе не разрешит агенту взглянуть на манускрипт.

Агент добавлял, что информатор из преступного мира, хотя и был пьян не меньше крестьянина — и, кстати, хлестал ту же сливовицу, — проявлял столь же ослиное упрямство и требовал три тысячи болгарских левов — иначе не покажет место, где на Браче прячется крестьянин, и агент не сможет лично с ним побеседовать.

В заключение агент рекомендовал выплатить обе суммы, и его начальник в Варне не возражал. У Нубара просили, как обычно, разрешения приступить к действиям.

Как обычно?

Нубар фыркнул. Что может быть обычного в старинной рукописи, если, возможно, это подлинный Бомбаст? Вообще-то чем дольше Нубар обдумывал отчет, тем больше подозрений закрадывалось в его душу.

Почему, например, эта информация с Адриатики не поступила через белградское управление? Управление в Варне должно следить за черноморским бассейном — так зачем они затевают операцию на другом краю Балкан?

А кстати, хорошо ли агент владеет стенографией? Он болгарин? Хорошо ли он говорит по-хорватски?

На первый взгляд всяких несоответствий и противоречий тут немало.

Зачем, например, нужен информатор из преступного мира на крохотном острове Брач? Что он там вообще делает?

Почему крестьянин, украв манускрипт, бежит с острова Крк на Брач? Что это его вдруг заинтересовали написанные по-латыни труды шестнадцатого века о французской болезни? Откуда пьяному хорватскому крестьянину знать, что такое французская болезнь? Или крестьянин сам болен и болезнь уже в той стадии, когда наступает помрачение рассудка?

А вот турист, он-то зачем повез с собой на каникулы на крохотный островок Крк такой ценный документ?

Или, если взяться с другого конца, откуда конфиденциальному источнику в Болгарии знать о слухах, которыми полнится Брач? И как мог безработный хорватский крестьянин, во-первых, позволить себе роскошь бродить по острову Крк, а во-вторых. I напиваться допьяна импортной сливовицей? В-третьих, оставался непроясненным тот факт, что сливовица, которой пьяны были, кажется, все без исключения в этой истории, оказалась болгарской.

Далее, почему все в этой истории просят расплатиться болгарскими левами, хотя оба островка принадлежат Югославии? Чем их не устроили добрые югославские динары?

Нубар выпрямился на стуле, держа наготове карандаш и отчетливо осознавая свою роль в истории. Великий доктор скрыл свои исследования завесой тайны, чтобы недостойные устрашились трудностей, но Нубар намеревался стать достойным гения, и его так просто не проведешь. Можно ли доверять хоть кому-то на острове Крк? Чего на самом деле добиваются его люди на Черном море, прося разрешения «действовать» на Адриатике?

Крк-Брач. Вкратце, где правда?

Нубар записал множество вопросов, на которые нужно было получить ответ, прежде чем финансировать операцию Крк-Брач. Суммировав их, он почувствовал себя гораздо лучше. Он встал из-за стола и подошел к окну — вдохнуть свежего воздуха.

Вдалеке простиралась Адриатика. Нубар посмотрел вниз, на долины, где крестьяне обрабатывали земли Валленштейнов. В нескольких сотнях футов внизу рабочие очищали ров замка, чтобы заново наполнить его водой — прошло чуть больше века после того, как его дед исчез в святой земле и замок пришел в запустение.

Это была идея Нубара, и София с энтузиазмом поддержала ее, но он внес предложение не для того, чтобы почтить память деда. Теперь, когда ему исполнился двадцать один год и с юридической точки зрения он стал совершеннолетним, он мог предпринимать любые перестройки в замке, а успокоительная защита рва была ему необходима, чтобы в гигиенических целях отгородиться от внешнего мира.

Он оперся на подоконник и заметил, что один из камней в стене расшатался. Левое веко Нубара резко задергалось от возбуждения. Он вытащил камень из стены и высунулся в окно, метя в работающего во рву крестьянина.

Вниз, сильней размахнуться, вниз, вниз. Камень не ударил крестьянина по голове, как он надеялся, а попал в плечо. Но этого было достаточно, чтобы сбить его с ног. Внизу раздался рев боли, сменившийся ревом ярости. Последнее, что увидел Нубар, было то, как ушибленный рабочий карабкается из рва, грозя киркой рабочим наверху.

Нубар хихикнул и втянул голову обратно в окно.

Порядок. Точность. Гигиена.

Остаток утра Нубар приводил в порядок книжные шкафы, поправляя книги так, чтобы их переплеты выстроились в абсолютно прямую линию. Чтобы облегчить эту ежедневную работу, он придумал хитроумное устройство: в корешки всех его книг были вмонтированы маленькие металлические пластины, края которых соприкасались со встроенными в шкафы контактами, которые, в свою очередь, вели к рубильнику. В оба конца каждой полки были встроены керамические изоляторы. Нубару нужно было просто включить рубильник, чтобы проверить, насколько совершенен порядок.

Ж-ж-ж-ж .

Нубар вдвинул книгу-нарушительницу на миллиметр и перешел к следующему шкафу.

Ребенком, сидя на унитазе, он любил наклоняться вперед и смотреть, что происходит. Сначала появлялась коричневая круглая головка, она медленно становилась все длиннее и длиннее. Он задерживал дыхание. Плюх. Еще одна. Внизу уютно сворачивались маленькие коричневые червячки. Тогда он тянул за цепочку и, пока они в вихре воды уносились вниз, махал им рукой.

До свидания, мои маленькие друзья.

Когда ему было девять, он увлекся бабочками и захотел научиться их засушивать. София написала в Венецию, и вскоре в замок приехал стройный молодой итальянец, специалист по чешуекрылым, и принял возложенные на него обязанности учителя. Но итальянец научил его еще кое-чему, когда Нубар наклонялся над подносом с бабочками, широко открыв глаза и нежно прикасаясь губами к чудесно окрашенным крыльям.

По воскресеньям учитель-итальянец возил его на концерты в разные города Адриатического побережья. Морщась от боли на жестких деревянных стульях, но блаженно счастливый, Нубар сидел, загипнотизированный эффектным видом оркестрантов в униформах. Особенно ему нравилась форма дирижера, украшенная золотым шитьем.

Когда-нибудь, решил он, у него тоже будет роскошная форма.

В ту зиму ему неожиданно понравился один из их, замковых, механиков. Это был волосатый увалень, вечно перемазанный машинным маслом. К тому времени Нубар уже освоил, как засушивать бабочек, и итальянца отослали обратно в Венецию. Долгими промозглыми дождливыми днями Нубар стоял в ремонтной яме гаража, упершись руками в холодные липкие стены, а волосатый механик взбрыкивал и хрюкал позади, и эксперименты маленького Нубара были гораздо более неистовы, чем томные летние сношения со стройным молодым итальянцем над подносом с бабочками.