Кто свергал Николая II и рушил империю? - Валерий Евгеньевич Шамбаров Страница 54

этикетки с его фамилией) не пил вообще. Употреблял только виноградное вино (мадеру), редко и умеренно. Иногда его приглашали в рестораны, но и здесь он вел себя с редким достоинством. Англичанин Жерард Шелли, побывавший в России и оставивший мемуары «Пестрые купола», рассказывал: он присутствовал на званом вечере, провожали на фронт офицеров. Был приглашен и Распутин. Но он даже не притронулся к спиртному, а когда явились цыгане плясать по заказу устроителей, старец поднялся и с отвращением вышел. Шелли хотел познакомиться с ним, пошел следом, и Григорий Ефимович с горечью говорил ему: «Как печально! Как грустно за Россию! Вера и благочестие покинули душу. И воет она, как волк у ворот вымершей зачумленной деревни, пугая честных людей. Россия гибнет».

Не доверять наветам на Распутина Николай II имел полные основания. Когда ему доносили о якобы непристойных поступках и скандалах, он никогда не отказывался назначать проверки — и всякий раз эти истории рассыпались, оказывались абсолютно голословными. Известны случаи доносов о «выходках» Распутина, будто бы имевших место в то самое время, когда он находился рядом с государем в Царском Селе, а в другой раз — вообще не в Петрограде, а в Покровском.

Впрочем, почему бы нам не обратиться к самому прямому и объективному свидетельству. Самого государя. Он-то знал Распутина лично. Видел его глаза в глаза, общался с ним. И сам, а не по наслышке, ощущал его молитвенную силу. Вот что он говорил и писал про Григория Ефимовича: «Он хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги Я люблю с ним беседовать, и после такой беседы Мне всегда на душе делается легко и спокойно». «Когда у Меня забота, сомнения, неприятность, Мне достаточно пять минут поговорить с Григорием, чтобы тотчас почувствовать Себя укрепленным и успокоенным. Он всегда умеет сказать Мне то, что Мне нужно услышать. И действие его слов длится целые недели». «Все эти тяжелые годы Я прожил только благодаря его молитвам». «Если бы не молитвы Григория Ефимовича, то Меня давно бы убили».

В 1916 г. генерал Алексеев — кстати, выходец из простонародья, сын бывшего крепостного крестьянина — невольно выдал затаенную гордыню, сказал царю: «Удивляюсь, Ваше Величество, что Вы можете находить в грязном мужике!» Государь ответил открыто: «Я нахожу в нем то, чего не нахожу ни в одном из наших свяшеннослужителей». Это было действительно так. В феврале 1917 г. верхушка российского духовенства предаст Николая II. Старец Григорий государя и его близких не предал…

Сейчас уже известно, что для конструирования скандалов вокруг Распутина использовались двойники. Причем был не один, а несколько, состоялась даже «конференция» двойников в Харькове. Одного из них уже после смерти Григория Ефимовича князь Андронников показывал графу М.Д. Граббе, желая удивить его. А доносительство на Распутина особенно разыгралось в конце 1915 — начале 1916 г., когда министром внутренних дел стал А.Н. Хвостов, которого все современники характеризуют как абсолютно беспринципного и аморального типа. Вот он-то получил свой пост благодаря Григорию Ефимовичу. Но не по его ходатайству, а сам распространял о себе молву, что покончит с клеветой на друга царской семьи. Государь поддался, Хвостов получил вожделенное назначение.

Мы уже отмечали, что этот министр и его помощник, директор Департамента полиции Белецкий, проявляли поистине загадочное миролюбие к революционерам, Рабочим группам ВПК, Керенскому, оставляя без внимания доклады Охранного отделения. Зато они повели церенаправленную дискредитацию Распутина. О.А. Платонов, изучая полицейские дела, обратил внимание: в этот период кто-то удалил из них все подлинники донесений агентов, охранявших Григория Ефимовича и наблюдавших за ним. Вместо подлинников появляются «сводные» донесения, машинописные, без подписей, без указаний на конкретных агентов. И написаны они не корявыми фразами полицейских филеров, разными у каждого из них, а единым безупречным литературным языком.

Именно в этих «сводных» донесениях сплошь и рядом мелькают кутежи и скандалы (и ни одного имени свидетелей, ни одного протокола их показаний), посещения ночного ресторана «Вилла Родэ» (где регулярно бывал Горький, большой друг Родэ, а Распутин не был ни разу), упоминания о встречах Григория Ефимовича с женщинами легкого поведения (и опять же, ни одного имени женщин — хотя для полиции установить их было проще простого) [61]. Эти самые «сводные» донесения впоследствии публиковались А. Гессеном в «Архиве русской революции», получили известность в качестве «документа».

Чей заказ исполняли Хвостов и Белецкий, осталось за кадром. Но в начале 1916 г. они замыслили убийство Распутина. Сами при этом хотели остаться чистыми, Хвостов послал своего доверенного Ржевского в Христианию (Осло), где жил Илиодор Труфанов, чтобы преступление опять совершили его поклонники. Тот согласился, запросил 60 тыс. руб., 5 паспортов и 5 револьверов для исполнителей, которые приедут из Царицына. Но некий Гейне, вовлеченный в дело, предупредил Арона Симановича. А для того Распутин требовался живой, он же собирал навар на своей близости к Григорию Ефимовичу. Возможность спасти его ох как укрепяла позиции Симановича, сразу же забившего тревогу. Ржевского арестовали, доказательства нашли, Хвостов и Белецкий слетели со своих постов.

Но поток клеветы в 1916 г. перехлестнул все пределы. Стали ходить по рукам фальшивые «письма» великих княжон к Григорию Ефимовичу, порнографические «дневники Распутина». Однако в этой грязи все больше выделялась главная тема — связь императрицы через Распутина с Германией и подготовка сепаратного мира. Разумеется, такая кампания нацеливалась не столько на Григория Ефимовича, сколько на государыню и самого царя. Требовалось опорочить всю власть, настроить против нее общественность, армию, народ. Правительство — марионетки Распутина, а в царской семье и вокруг нее разложение, разврат, измена…

Для очередного удара нацелили уже не полицию, а военную контразведку, и заброс был произведен из-за границы. Всю Россию будоражили нарастающие дефициты продовольствиенных товаров и предметов первой необходимости, а для военных и гражданских властей становилось ясно, что это результат целенаправленных спекуляций. Контрразведчики уже вели разработки в данном направлении. Полковник Резанов в показаниях следователю Соколову сообщил, что с ними связались французские коллеги. Из штаба маршала Жоффра в Россию был специально командирован лейтенант Бенуа, передавший данные своих спецслужб — что центр шпионажа и спекуляций находится вокруг Распутина и связанного с ним Дмитрия Рубинштейна.

Об этом упомянул в своих дневниках и посол Франции Палеолог в мае 1916 г.: «Рубинштейн, Манус и др. заключили с ним [Распутиным] союз и щедро его вознаграждают за содействие им. По их указаниям, он посылает записки министрам, в банки и разным влиятельным лицам» [59]. Рубинштейн был одной из колоритнейших фигур в Петрограде. Председатель правления «Русско-французского банка», компаньон Ашберга, владелец самой популярной газеты «Новое время».