Бернард Корнуэлл - Хроники Артура Страница 55

Мы вместе с защитниками главных ворот бежали к центру. За первым же поворотом на каменных ступенях мы увидели врагов, карабкавшихся, как крысы, на крышу амбара. Сотни вражеских копьеносцев нескончаемым потоком захлестывали набережную и устремлялись к вершине городского холма. Их штандарты из бычьих рогов торчали уже повсюду, барабаны гудели непрестанно, и уже слышались в домах визг и вопли захваченных в плен женщин. Слева от нас, там, где франки укреплялись за парапетом набережной, внезапно возникли копьеносцы в белых плащах. Руководил ими Борс, кузен Ланселота и начальник дворцовой стражи. На какое-то мгновение мне показалось, что его появление решит исход битвы и ему удастся отбросить вторгшихся в город франков. Но вместо атаки он повернул своих воинов, и они стремительно понеслись по широким каменным ступеням, ведущим вниз к морю, там на причале стояли маленькие лодки. Отряд Ворса спасался бегством. Среди них я заметил Ланселота, поддерживавшего под руку мать, и спешащих за ним следом перепуганных придворных. Fili в панике покидали обреченный город.

Галахад сразил двух франков, пытавшихся преградить нам дорогу, но позади них улица темнела от черных вражеских плащей.

— Назад! — крикнул я и поволок Галахада в сторону.

— Дай мне драться!

Он пытался вырваться и обернуться лицом к двум другим воинам, бегущим к нам по узким каменным ступеням.

— Глупо умирать!

Я отпихнул его и, сделав ложный замах копьем, вонзил его острие в лицо одного из нападавших. Выпустив древко, я принял удар вражеского копья щитом и поспешил выхватить из ножен Хьюэлбейн. Удар меча пришелся по краю щита франка, и тот, не удержавшись, покатился вниз по ступеням.

— Только ты знаешь, как пробраться через город к нашей бухточке! — прокричал я Галахаду.

Над ступенями крутой лестницы одна за другой возникали фигуры обезумевших от кровавой битвы врагов. На просторной площадке у лестницы была гончарная лавка, изделия хозяина все еще стояли на полках и на столах под навесом аккуратными рядами. Я опрокинул стол, уставленный кувшинами и вазами, под ноги напиравшим врагам, швырнул им в лица подпорки навеса.

— Веди нас! — крикнул я.

Теперь нас могли спасти только тайные тропы. Переплетение аллей и садовых дорожек мог знать лишь давний житель Инис Требса.

Вторгшиеся в город через главные ворота враги отрезали нас от Кулуха и его людей. Галахад вел наш небольшой отряд вверх по холму, свернул налево в тоннель, который тянулся под храмом, затем пересек сад и вывел к стене, на которой стоял бак для сбора дождевой воды. Под нами расстилался разоренный город. Разъяренные франки ломали все на своем пути, желая отомстить за своих мертвых, оставшихся на песке бухты. Плачущих детей усмиряли мечами. Я видел, как один франк, громадный воин в рогатом шлеме, сразил топором прижатых к стене четверых защитников. Дым валил уже из всех домов. Город был построен из камня, но мебель, деревянные крыши и просмоленные лодки горели отменно. Внизу, в море, взбаламученном начинающимся приливом, я заметил крылатый шлем Ланселота на одной из трех улепетывавших лодок, а надо мной в ожидании своего последнего часа розовел в лучах заходящего солнца великолепный дворец. Вечерний ветерок развеивал серый дымок и вздувал белые занавески на дворцовых окнах.

— Туда! — прокричал Галахад, указывая на узкую тропинку. — Идите по ней прямиком и уткнетесь в спрятанную лодку.

Наши люди стремглав понеслись вниз по тропинке.

— Давай, Дерфель! — позвал меня Галахад.

Но я не двигался. Я глядел на вершину холма.

— Скорей, Дерфель! — торопил меня Галахад.

Я не слышал его. В голове моей звучал голос старика. Сухой, ироничный и недружелюбный голос, который словно приковал меня к месту.

— Пошли, Дерфель! — заорал мне в самое ухо Галахад.

«Вверяю тебе мою жизнь, — отдавались в мозгу слова старика. — Порукой твоя честь и совесть, Дерфель Думнонийский».

— Как мне добраться до дворца? — прокричал я Галахаду.

— До дворца?

— Говори как! — гневно крикнул я.

— Сюда, — сказал он, — сюда.

И мы полезли наверх.

Глава 10

Барды поют о любви, восхищаются кровавой бойней, превозносят королей, льстят королевам, но будь я поэтом, то восхвалял бы только дружбу. В друзьях я был счастлив. Одним из них считал я Артура, но из всех моих друзей едва ли не лучшим оставался Галахад. Мы понимали друг друга без слов, но могли часами говорить не умолкая. Мы делили все, кроме женщин. Не сосчитать, сколько раз мы стояли плечом к плечу в стене щитов и сколько раз делили последний кусок хлеба. Люди принимали нас за братьев, да и мы думали так же.

И в тот страшный вечер, когда город под нами полыхал огнем, Галахад понял, что меня невозможно заставить бежать к спасительной лодке, что я нахожусь во власти неодолимого и таинственного зова богов, который заставил меня карабкаться вверх, к плывущему на фоне дымного неба и венчающего Инис Требс дворцу. За нами по пятам поднимался ужас смерти, но пока еще мы опережали его, несясь по крыше церкви, спрыгивая в узкую улочку, протискиваясь сквозь толпу беженцев, которые верили, что церковь — их спасительное убежище. Мы, не останавливаясь, перемахивали один пролет лестницы за другим и наконец оказались на главной улице, охватывающей холм Инис Требс. Франки бежали со всех сторон, стараясь обогнать нас и первыми оказаться во дворце Бана, но мы все же опередили их и вместе с жалкой кучкой людей, уцелевших в этой резне, метались по переходам и площадям.

Стражники уже ушли из внутреннего двора. Дворцовые двери были распахнуты. Внутри жались к стенам испуганные женщины и дети. Занавески шевелились на ветру.

Я пробежал вереницу уставленных богатой мебелью комнат, миновал зеркальный зал, мельком заметив валявшуюся на полу арфу Леанор, и ворвался в просторную комнату, где Бан впервые принимал меня. Король был еще здесь. Он стоял у стола в белой тоге и с пером в руке.

— Слишком поздно, — сказал он, когда я остановился в дверях с обнаженным мечом. — Артур обманул мои ожидания.

В коридорах дворца раздавались крики, плач и вопли. Арочные окна были затянуты дымом.

— Пойдем с нами, отец, — позвал Галахад.

— Мне еще надо кое-что сделать, — недовольно откликнулся Бан. Он обмакнул перо в роговую чернильницу и начал писать. — Ты разве не видишь, что я занят?

Я распахнул дверь, ведущую в библиотеку, пересек пустую переднюю и увидел горбатого священника, стоявшего у полок со свитками. Полированный деревянный пол был устлан раскрытыми и развернутыми манускриптами.

— Ты поручил свою жизнь мне, — взъярился я, негодуя, что должен спасать какого-то уродливого старца, когда в городе так много беззащитных, — и потому обязан идти со мной! Сейчас же!

Священник не обратил на меня никакого внимания. Он лихорадочно выхватывал из полок свитки, разрывал ленточки, ломал печати, просматривал первые строки, мял, рвал и отшвыривал в сторону, хватая следующие пергаменты.

— Пошли! — проревел я.

— Погоди, — спокойно ответствовал Кельвин, вытаскивая очередной свиток. Он отбросил и этот и потянулся за другим. — Еще не время.

В дальних залах дворца послышался грохот и треск, раздались торжествующие крики, потонувшие в пронзительном визге и душераздирающих воплях. Галахад стоял у выхода из библиотеки, умоляя своего отца пойти с нами, но Бан только с досадой махнул сыну, прогоняя его. Затем дверь распахнулась настежь, и трое потных франкских воинов ворвались внутрь. Галахад рванулся им навстречу, но не успел добежать, как один из франков рубанул мечом по голове Бана. Мне показалось, что король умер от разрыва сердца за секунду до того, как вражеский клинок коснулся его. Франк собирался уже отрубить королю голову, как в него вонзилось копье Галахада. Второго нападавшего сразил мой Хьюэлбейн. Я отшвырнул тело убитого к двери, чтобы преградить путь третьему, рвавшемуся в комнату. Коридор заполнился дымом. Теперь Галахад стоял рядом со мной, его копье нацелилось на третьего франка, перепрыгнувшего через труп своего товарища. За его спиной послышался топот приближающихся врагов. Я поднял меч и отступил в проем библиотеки.

— Пошли, старый дурак! — в отчаянии крикнул я через плечо упрямому священнику.

— Старый, да, Дерфель, но дурак? Никогда!

Священник засмеялся, и что-то знакомое в этом клокочущем смехе заставило меня обернуться. Я увидел, как, словно во сне, распрямилась спина священника, исчез горб, и передо мной явился высокий стройный человек. Вдруг показалось, что он вовсе не уродлив, а, наоборот, величествен и прекрасен. От него исходила такая сила и мудрость, что я даже здесь, в окружении огня и смерти, почувствовал себя в большей безопасности, чем когда-либо. А он смеялся, довольный, что ему так долго удавалось обманывать меня.