Синтия Хэррод-Иглз - Темная роза Страница 55

– Ну, ну, Пол, не надо разыгрывать изумление, – сказал Ричард, и его голос становился сильнее по мере того, как к нему возвращалось сознание. – Всем нам придется умереть, и к этому следует готовиться.

– Дядюшка Ричард, вы больны?

– Я не болен, а просто очень стар и очень устал. Когда началась эта зима, я сразу понял, что не переживу ее. Но я не хотел умирать в Шоузе – это не мой дом. Поэтому, как только погода позволила, я отправился домой. Я хочу умереть в Морлэнде – это мой дом.

– Но дядюшка, тебя просто утомил переезд. Ричард улыбнулся и покачал головой:

– Я протяну еще, может, несколько дней, но до весны не доживу. Не печалься, дитя мое, – я хочу умереть. Этот мир уже не принадлежит мне, мне ведь семьдесят два, я пережил свою мать на два года. – Он хихикнул, а Пол, встав на колени возле кровати, взял руку старика. Только сейчас он осознал, насколько для него важен дядюшка Ричард – он был его другом и наставником всю жизнь.

– Дядюшка Ричард, если тебе не интересна жизнь, разве ты не знаешь, что ты нужен нам? Ты мог бы прожить еще несколько лет.

– Не будь столь эгоистичен, Пол, мне остается уже немного, чтобы поразмыслить о своей жизни, покаяться в грехах и примириться с Богом. Так что оставь меня в покое, если ты меня любишь.

Пристыженный, Пол опустил голову.

– Пол, прежде чем я умру, ты мог бы сделать для меня кое-что? Я хотел бы в последний раз взглянуть на Майку – я так много лет его не видел. Он мой единственный сын.

– Я исполню твою просьбу, дядя, – пообещал Пол.

Узнав о его обещании, Эмиас презрительно усмехнулся:

– Отец, как ты мог обещать такое, когда на дворе снег глубиной десять футов?

– Если курьер доберется до дороги, то сможет пробиться в Лондон. По дороге часто ездят, она должна быть укатана.

– Но ведь до Лондона и обратно – несколько недель, он может не дожить. Даже если курьер сумеет добраться до Лондона, он может и не найти Майку, его может не оказаться в Лондоне.

– Лорд Норфолк в Лондоне, где же быть Майке, как не с его господином? Кроме того, неужели ты считаешь, что мне нужно было отказать старику в последнем желании?

Эмиас пожал плечами:

– Вряд ли ты сможешь приказать кому-то из слуг рисковать жизнью. Кого же ты пошлешь?

Пол сурово улыбнулся:

– Дядюшка Ричард не просто так взял с собой молодого слугу. Я поговорю с ним.

Джек не колебался ни минуты – если господину нужно было вызвать сына из Лондона, то Джек это сделает, ему наплевать на риск. Погода плохая, но вполне терпимая, Джек здесь родился и привык к ней, он пойдет даже пешком. Осталось только найти ему спутников, и это оказалось не столь сложно, как предсказывал Эмиас, так как молодые слуги засиделись в доме. Четверо парней решили отправиться с Джеком, а еще десять вызвались проводить их до дороги, так как может пригодиться их помощь в прокапывании пути. Пятерым курьерам были даны лучшие из оставшихся лошадей, запас теплой одежды и добрая доля еды, так как Елизавета согласилась с Полом, что ради последнего желания умирающего можно пренебречь доводами разума.

Гонцы отбыли в последние дни оттепели. И только они уехали, как на Морлэнд упала серая пелена снега, и закружили метели и бури. Делать было нечего, и Пол с радостью проводил время с дядюшкой Ричардом, разговаривая и слушая истории дней минувших. Как только он слегка окреп, его перенесли в постель его матери, несмотря на брюзжание Эмиаса. Эмиас и Елизавета переместились на кровать Баттсов, а Пол спал на полу в той же комнате. Скоро дядюшка Ричард стал центром жизни в Морлэнде, потому что его нужно было постоянно согревать, а тепло привлекало даже тех, Кого не слишком привлекало его общество. Джеймс приходил послушать рассказы о жизни при короле Эдуарде, Елизавета – истории о знаменитой королеве Елизавете.

– Она и в самом деле была так прекрасна? – спрашивала Елизавета.

– Она была прекрасна, но холодна, как метель за окном, – отвечал Ричард. – Белая, как снег, и такая же бессердечная. Она любила одеваться в белое, как девственница, и любила только белые или прозрачные драгоценные камни, жемчуг и хрусталь, алмазы и лунный камень. От ее вида захватывало дух – любая другая женщина в таком наряде выглядела бы слишком слащаво, но она, в белом платье, украшенном хрусталем, с алмазами на шее и на пальцах, с белой кожей и серебристыми волосами, казалась небожительницей, снежной королевой. Но мы-то знали, что у нее внутри – чернота.

Дети и Маргарет, пришедшие к дядюшке погреться, были заворожены такими рассказами. Мальчики хотели послушать про битвы, девочки – о придворных балах. Только Эмиас держался слегка надменно, да и то больше из духа противоречия отцу, а не потому, что ему были неинтересны эти рассказы.

Наконец снег перестал, и грянули морозы. Гонцов не было уже три недели. Стоял жуткий холод, и снег промерз настолько, что по нему можно было ходить в снегоступах. Часть аудитории Ричарда покинула его. И вот как-то днем, когда все, кто мог выйти из дома, наслаждались ясным морозным днем, у Маргарет начались роды. Она так ослабела от голода, что не могла разродиться. Елизавета сидела с ней до конца краткой агонии, держа ее за руку. И прежде чем вернулся посланный за Джеймсом и Полом слуга, Маргарет умерла, а дитя осталось в ней.

Ее бедное, изуродованное мукой тело лежало в гробу в часовне. Вокруг нее стояло столько свечей, сколько удалось найти, но ни одного цветка, даже прутика. Отец и муж молились за нее, так как не осталось ни одной женщины, которая могла бы сделать это – Елизавета была слишком слаба, чтобы стоять на коленях на холодном полу, а Кэтрин и Джейн жили в городе, их еще осенью отправили в Лендал изучать домоводство для будущего брака.

– Так жаль, что она умерла в самый разгар зимы, – сокрушался Пол, – когда умирают молодые, лучше, если это случается весной, когда в мир приходит надежда.

– Женщинам, умершим при родах, даруется особое прощение, – произнес Джеймс, – Господь особо позаботится о них.

Они скорбели, не плача. Пол вспоминал мать Маргарет, так похожую на нее. Из-за этого он никогда не любил Маргарет.

– Ее жизнь была коротка, – сказал он, – но она получила то, что хотела: была при дворе и вышла замуж.

Джеймс удивленно посмотрел на него. Пол продолжал:

– Не нужно ее жалеть – от ее смерти пострадал только ты. Она не оставила тебе сына.

Они продолжали молиться в молчании, а на следующий день гроб поставили в склеп, и только служанка Маргарет плакала о ней.

Почти через четыре недели после отъезда посланцы Пола вернулись, привезя с собой Майку, уже облаченного в рясу, а также симпатичного молодого человека лет двадцати, с черными курчавыми волосами и черными глазами. Добротная одежда говорила о том, что у него есть богатый покровитель. Сначала никто не узнал его – никто, кроме Пола, чье побледневшее за зиму лицо еще более побелело при виде незнакомца.