Станислав Вольский - Завоеватели Страница 57

Снова начала выстраиваться торжественная процессия. Оружие брошено, и вместо военных доспехов запестрели многоцветные одежды — ярко-голубые туники дворцовой челяди, бело-красные клетчатые плащи придворных, белоснежные мантии высших сановников, несших медные и серебряные булавы, зеленые и розовые накидки служителей. Атагуальпа добавил к своему убранству ожерелье из громадных чистейшей воды изумрудов, сел на чеканный трон из литого золота, поставленный на носилки, и опять высоко вознесся над благоговейной толпой. Чинно и медленно шагали перуанцы, и с гордым самодовольством смотрел их владыка на драгоценные ожерелья и золотые запястья знати, на свой золотой трон, на свою свиту, в которой были собраны самые опытные сановники и самые лучшие военачальники. Он покажет чужеземцам, что инка самый сильный, самый богатый, самый вежливый из всех властителей земли…

Процессия вошла в обширный двор. Все пусто — ни души кругом. Испанцы исчезли. Вместо того чтобы выйти навстречу инке, Пизарро с отборными солдатами укрылся в одной из комнат и ждет.

— Где же чужеземцы? — в недоумении спрашивает Атагуальпа. — Где их вождь?

Вместо вождя перед инкой вырастает странная фигура — худой бритый человек в длинной черной мантии, с каким-то крестообразным золотым предметом в одной руке и тяжелой четырехугольной вещью в другой; за ним — перуанец плутоватого вида, уже побывавший однажды в стане Атагуальпы. Это падре Висенте де-Вальверде и переводчик Филиппильо. Золотой предмет — распятие, а тяжелая вещь — библия.

Падре Вальверде начинает длинную речь. Он говорит по всем правилам монастырского красноречия. Он рассказывает о троице, о потопе, о грехопадении Адама и Евы, об Иисусе Христе и вселенской апостольской церкви. Переводчик Филиппильо и сам плохо понимает все эти мудреные вещи, он старается изо всех сил и доводы падре подкрепляет своими собственными измышлениями. От этого речь отца Вальверде теряет порой всякий смысл и звучит приблизительно так:

— У вас только один главный бог — Солнце, а у испанцев целых четыре: троица и еще один — Иисус Христос. И так как четыре больше одного, то и боги белых сильнее Солнца. Троица, создавшая людей, очень любила людей и потому всех их потопила, но самый хитрый из них остался и народил очень много детей. Дети его очень много грешили, и тогда троица послала для их вразумления четвертого бога, которого они убили. Тогда вместо этого бога, Христа, троица послала им его наместника, которого зовут папой. Папу зовут еще «раб рабов божьих». Это значит, что любое царство он может подарить кому захочет. И этот папа приказывает тебе, во-первых, принять христианскую веру, а во-вторых, передать свою власть испанскому королю, который сильнее всех на земле и очень тебя любит и хочет жить с тобой в дружбе.

Атагуальпа был умный человек. Он понимал, что каждый народ приветствует гостей на свой лад. Если у белых перед каждым пиром говорят такие длинные речи, пусть будет так! Он слушал внимательно, но из всей той путаницы, которую преподнес ему. Филиппильо, понял только одно: что какой-то неведомый ему папа хочет передать его царственную борлу какому-то заморскому владыке. И, когда он понял это, ответ его был ясен и краток:

— Я самый могущественный монарх на свете и не стану ничьим данником. Твой папа, наверное, сумасшедший, иначе он не стал бы дарить то, что ему не принадлежит. А что касается твоего бога, то ведь люди его убили, а мой бог до сих пор живет на небе и смотрит оттуда на своих детей. Зачем же я живого бога буду менять на мертвого? Но скажи, по чьему приказу ты говоришь мне все эти нелепые вещи?

Падре Вальверде указал на библию.

Атагуальпа взял книгу в руки, перелистал несколько страниц и гневно бросил ее на землю.

— Скажи твоим товарищам, — воскликнул он, — что они дорого заплатят мне за эту дерзость и за все те бесчинства, которые они натворили в моем государстве!

Падре Вальверде побежал к Пизарро. Пока инка, ошеломленный и раздосадованный, обдумывал, что ему делать дальше, Вальверде крикнул вождю:

— Язычник надругался над библией и этим сам осудил себя! Он не заслуживает пощады. Не медли, действуй! Разве ты не понимаешь, что еще через несколько минут весь город наполнится вооруженными воинами? Действуй, я даю тебе отпущение грехов!

Пизарро и без падре Вальверде видел, что момент для схватки настал. Он махнул платком, на углу грохнула сигнальная пушка, и изо всех крыльев здания на безоружных перуанцев бросились закованные в латы кавалеристы и вооруженные мечами и пищалями пехотинцы. Гремели выстрелы, ржали и звенели бубенцами разгоряченные лошади, пороховой дым сизой завесой окутал весь двор, и с одного конца на другой перекатывался яростный клич испанцев: «Святой Яго! Святой Яго!»

Свита инки от неожиданности потеряла голову. Безоружные люди метались по двору, валились грудами под ударами мечей, молили о пощаде или, окаменев, стояли на месте, дожидаясь смерти. Часть толпы побежала к невысокой каменной ограде двора и так надавила на нее, что стена рухнула и через образовавшуюся брешь спаслись десятки людей. Но таких счастливцев было немного. — Огромное большинство осталось в мышеловке. Около ворот груда тел образовала естественную баррикаду, преградившую вход в крепость. Тела падали, как трава под острой косой.

Но инка все еще не был взят. Около его носилок столпились наиболее преданные сановники и военачальники, и собственными телами защищали Атагуальпу от нападающих: бросались на лошадей, цеплялись за седла, старались стащить железных воинов на землю, подставляли грудь пикам и пищалям. Вокруг Атагуальпы образовался барьер из человеческих тел, и надо было перелезать через груды трупов, чтобы преодолевать отчаянное сопротивление защитников. А время проходит. Перуанцы могут оправиться от паники и притти на помощь своему повелителю. Одна минута промедления может привести к разгрому испанцев и победу превратить в поражение.

Испанцы пришли в такую ярость, что забыли инструкции вождя. Один солдат, оттолкнув стоящего на пути придворного, занес меч над головой инки. Но Пизарро охраняет свою добычу.

— Всякий, кто ударит инку, заплатит мне своей головой! — закричал он и подставил собственную руку под готовый опуститься меч.

Его ранили — это была единственная рана, полученная испанцами во время резни, — но инка спасен. Наконец пали последние защитники Атагуальпы, и владыка перуанской империи, целый и невредимый, сделался пленником Пизарро.

Атагуальпа был ошеломлен. Он не мог сразу понять свое положение. Всего пять минут назад он был могущественным властелином, и кивка его головы было бы достаточно, чтобы в несколько мгновений истребить этих пришельцев, а сейчас он пленник, и седобородый человек смотрит на него со спокойным торжеством, как охотник на тушу убитого ягуара. Между тем на склонах горы, целая и невредимая, стоит тридцатитысячная отборная армия, и пурпурная священная борла по-прежнему украшает его лоб, и по-прежнему великий отец — Солнце — освещает его многолюдную империю. Что это? Дурной сон? Колдовство белых? Может быть, просто его собственное безумие?