Генрих Майер - Дочь оружейника Страница 58

– Ошибаетесь, – отвечал молодой человек, бросив презрительный взгляд на Перолио. – Граф Шафлер благородный, честный и храбрый дворянин, не способный ни на какую подлость. Он служит нашему врагу, но мы все уважаем его и уверены, что он женился бы на Марии. Вы не знаете наших обычаев, синьор. У нас, если дворянин дает слово жениться на девушке самого низкого происхождения, он исполняет обещание или считается подлецом.

Ропот одобрения послышался между присутствующими, и даже бурграф наклонил голову в знак согласия.

– Это очень поучительно, но я не здешний житель, и мне простительно ошибаться. Пусть граф Шафлер любит по своему – это меня не касается, но я не обязан отвечать за все, что происходит в вашей стране. Всем известно, что дней десять тому назад Шафлер приходил в Зест, переодетый крестьянином.

– Это правда, – заметил бурграф, – потом он прислал просить пропуска для него и нескольких товарищей, чтобы встретить свою невесту.

– И вы отказали ему, монсиньор? – спросил Перолио.

– Отказал.

– После этого, вероятно, что кроме Шафлера некому было похитить Марию. Он не мог приехать за ней явно, так увез ее тихонько.

– Ложь и клевета! – вскричал Вальтер.

– Вы не верите мне, потому что Шафлер сказал, что Мария не у него. У него есть свои причины скрывать свое счастье, а я утверждаю, что он настоящий похититель.

– А я, – вскричал Баренберг запальчиво, – утверждаю, что только человек без сердца и чести может клеветать на невинную девушку и оскорблять отсутствующего врага.

– Граф Баренберг! – перебил бурграф. – Прошу вас умерить ваши выражения.

– Не останавливайте любезностей графа, – сказал Перолио, не теряя хладнокровия. – Его грубости не могут обидеть меня.

– Обижайтесь или нет, это мне все равно, – возразил пылкий молодой человек, – но я имею привычку говорить громко то, что думаю, и вы выслушаете меня.

– Еще раз прошу вас, перестаньте, – сказал бурграф. – Все вы мои гости, мои товарищи. Я ваш герцог и повелитель, я созвал вас праздновать победу, а вы хотите испортить мою радость вашими ссорами. Надеюсь, что не услышу больше ни одного невежливого выражения.

Начальник Черной Шайки и все гости преклонили головы, в знак согласия, только один граф Баренберг сохранил гордое положение и, подойдя к Вальтеру, сказал ему так, чтобы слышал Перолио:

– Потерпите немного, мастер, праздник скоро кончится.

– Да, очень скоро, – повторил Перолио, улыбаясь.

– Мастер Вальтер, – сказал Монфорт, обращаясь к оружейнику, стоявшему неподвижно, – вы поторопились обвинить мессира Перолио в похищении вашей дочери. Я не говорю, что в этом виноват граф Шафлер, но утверждаю, что начальник Черной Шайки не мог этого сделать. Ищите же верных доказательств; откройте виновных, и я клянусь моей короной, что они будут строго наказаны.

И он дал знак, чтобы Вальтер вышел.

– Благодарю за правосудие, – сказал с отчаянием оружейник, – благодарю за совет, бурграф Монфортский. Теперь я знаю, как вы решаете дела и расскажу обо всем гражданам Амерсфорта. Пусть они узнают, что иностранные разбойники распоряжаются у вас, как дома, и могут безнаказанно бесчестить наших жен и дочерей. Увидим, захотят ли они после этого быть баранами и поддерживать тех, от кого нельзя ждать защиты… А ты, начальник бандитов, – прибавил он в исступлении, грозя Перолио, – ты скоро разочтешься со мной.

И он выбежал из дворца.

Присутствующие боялись, что бурграф прикажет тотчас арестовать безумца, наговорившего ему дерзостей, и это случилось бы непременно, если бы Монфорт был уверен в невинности Перолио.

Но тайное чувство говорило ему, что несмотря на отсутствие доказательств, итальянец участвовал в этом похищении. Принужденный политикой защищать виновного, он не хотел быть строгим и к жертве его и не сказал ни слова после ухода Вальтера.

После драматического эпизода с Вальтером многие из гостей начали собираться домой. Бурграф сам провожал начальников города и войск и разговаривал с ними весело, чтобы заставить их забыть неприятное впечатление.

В зале банкета остались молодые дворяне и воины, для которых только начался праздник, то есть оргия. Со стола сняли скатерть и постелили зеленое сукно, на котором явились карты и кости. С криком «ура!» молодые люди бросились к столу и выложили деньги, а пажи, между тем, устанавливали на столе кружки с вином и медом, потому что дворяне любили пить и играть.

Молодой Баренберг, как горячий игрок, сел у стола один из первых, но когда Перолио сел напротив него, фламандец хотел встать.

– Зачем вы уходите, граф Баренберг? – сказал Перолио. – Уж не боитесь ли вы меня?

– Бояться? – закричал Баренберг на всю залу и громко захохотал. – Если я отказываюсь играть с вами, то оттого, что имею привычку играть только с моими друзьями, а начальника Черной Шайки я хочу победить… только не на зеленом столе.

– Одно не мешает другому, – возразил Перолио. – Храбрый рыцарь не отказывается ни от битвы, ни от игры.

– Я и не отказываюсь, – отвечал Баренберг. – Друзья мои, – прибавил он, обращаясь к окружающим, – будьте нашими свидетелями.

Он подозвал своего оруженосца, который принес ящик, наполненный золотом и, высыпав деньги на стол, вскричал с лихорадочным волнением, возбужденным крепкими напитками:

– Вот моя ставка! Этот иностранец осмелился сказать, что я боюсь его. Пусть он держит такую сумму, и весь выигрыш достанется тому, кто успеет доказать трусость другого.

Громкое «ура!» было ответом на этот странный вызов.

– Я ставлю втрое больше, – сказал Перолио, бросая золото горстями и прибавил, скрестив руки. – Очень любопытно будет видеть, чем вы испугаете меня, мессир!

Игроки встали со своих мест и окружили противников.

– Прежде всего, – возразил молодой граф, пристально глядя на Перолио, – дайте мне вашу руку, в знак того, что вы принимаете мой вызов.

Перолио протянул левую руку.

– Надобно подать правую, – сказал Баренберг. – Все честные условия скрепляются правой рукой.

Перолио не отвечал ни слова и, сев к столу, выпил полную чашу крепленого меда.

– А, вы отказываетесь? – продолжал граф насмешливо. – Друзья мои, вы будете охранять мою ставку, а между тем я предложу вам загадку.

– Загадку? – вскричали со всех сторон.

– И кто отгадает ее, – прибавил Баренберг, – тому я подарю мою золотую цепь.

– Говорите, говорите!

– Вот в чем дело. Мессир Перолио имеет привычку прятать свою правую руку в перчатке черного или белого цвета, которую никогда не снимает. Что за причина этой странности? Одни говорят, что это каприз, другие, что у него на руке отвратительная болезнь. Уверяют также, что на ней положено странное клеймо, подобное тому, каким заклеймен был Каин, или у мессира Перолио острые когти как у сатаны.