Альбер Бланкэ - Война амазонок Страница 59

Отсутствие Мазарини воскресило всевозможные надежды, и королева, поспешив вернуться в Париж, не знала уже, кого ей слушать, потому что все единодушно домогались наследства первого министра, оспаривали друг у друга его остатки.

Кондэ и Гастон хотели получить право выбирать министра, коадъютор хотел забрать в свои руки министерство, парламент требовал исключения любого кардинала из членов правительства. Словом, все эти личности готовы были терзать Друг друга.

Коадъютор, хитрый и пронырливый не хуже Мазарини, способствовал всеми силами слова и дела скорейшему бракосочетанию Шарлотты де-Шеврез с принцем Конти. Уверенный, что Шарлотта сделает его своим первым министром, он приносил свое сердце в жертву политике.

Бофор прибыл в Париж прежде принца Кондэ и немедленно отправился в Люксембургский дворец, надеясь встретиться там с герцогиней де-Монпансье. Но госпожа де-Фронтенак передала ему, что принцесса нездорова и не может принять его. Так как ответ был передан ему в присутствии Гастона, то Бофор не настаивал, но в душе решил во что бы то ни стало увидеться с ней.

При наступлении ночи он отправился на улицу Вожирар, где находилась известная калитка в стене. Оказалось, что на улице было много людей. Бофор издалека заметил несколько человек подозрительной наружности, которые очень внимательно осматривали местность около нужной ему калитки.

«Если бы Ле-Мофф не принадлежал мне, – думал принц, – я мог бы заподозрить, что это он расставляет мне новую ловушку… Но кто мог бы интересоваться моими действиями и желать мне зла? Ле-Мофф хоть и разбойник, однако не изменяет своим клиентам. Он по-своему понимает честь. Ну что, если это Мария?…»

При этой мысли принц еще более вжался в глубокую амбразуру каких-то ворот и присматривался к движениям людей, его поджидавших.

«Приди я часом позже, несдобровать бы мне. Сегодня набралось их человек до тридцати».

Принц вынужден был уступить поле действия, уходя, он клялся разделаться с этими разбойниками. Он направился к отелю Монбазон. Рядом с этим величественным зданием стоял дрянной домишко, нижний этаж которого был занят харчевней. В эту позднюю пору все было погружено во мрак и молчание. Однако Бофор постучал в ставни рукояткой своей шпаги. В то же время он вынул из кармана бархатную маску и надел на лицо. Минут через пять за дверью послышался легкий шорох. Дверь тихо отворилась, и герцог проскользнул в дом, не сказав ни слова.

Молча он шел в окружающей его темноте и достиг лестницы, наверху которой находилась дверь. Когда он вошел в комнату, следовавшая за ним старуха вынула фонарь, прикрытый платком, и зажгла свечу, стоявшую на камине.

– Благодарю тебя, матушка, – сказал он, бросая шляпу на постель, как бы намереваясь провести ночь в этой смиренной комнатке.

Старуха низко поклонилась ему и тотчас же ушла, вероятно знакомая с обычаями этого посетителя.

Оставшись один, Бофор снял маску, задвинул крепкими задвижками дверь и повесил на нее толстое одеяло, лежавшее на постели. Затем он отворил высокий шкаф и, вынув оттуда несколько старых платьев, сильно надавил на один из гвоздей, прикреплявших шкаф к стене, – тотчас появилось довольно большое отверстие.

Он взял свечу и вошел в отверстие, затворив за собой дверцы шкафа. Очутившись в большой комнате, он пошел в угол и приложил к стене ухо. Не было слышно ни малейшего звука. Тогда он тихо постучал в дверь. Немедленно дверь отворилась, и перед ним явилась ослепительная красавица в самом восхитительном домашнем костюме.

– Ай! – воскликнула она, увлекая его в роскошно убранную спальню, – вы, видимо, поклялись убить меня, вызывая мое беспокойство и нетерпение!

– Вас, герцогиня? Вас, такую неустрашимую амазонку!

– Идите же, неблагодарный. Право, вы не стоите, чтобы за вас дрожали.

– Как же это понять, герцогиня? – спросил Бофор, разваливаясь на кушетке перед камином.

– И еще он спрашивает! – воскликнула красавица Мон-базон, устремив на него пламенные взоры. – Тот за кого я жизнь готова отдать!

– Милая Мария, этому я верю, но…

– Довершайте.

– Зачем же жертвовать жизнью? Стою ли я такого самоотвержения?

– Лучше оставим это, Бофор, вам не понять меня.

– Правда, я давно изучаю вас, но признаюсь, до сих пор не могу понять вас.

– Оттого и не можете, что вы легкомысленны, ветрены, по привычке к легким успехам у женщин, вы ставите всех на один уровень.

– Вы это ставите мне в укор?

– Нет.

– Послушайте, милая Мария, если бы у меня был другой характер, если бы я похож был на тех людей, которые беспрерывно заняты своими корыстными расчетами и выгодами своего честолюбия, мог бы я внушать любовь женщинам?

– О! Не говорите этого, Бофор! Когда я думаю о том, как вы ветрены, как вы непостоянны, тогда моя любовь превращается в ненависть, тогда я думаю только о крови и смерти!

– Ого! Герцогиня и после стольких лет!…

– Сколько лет! А вы, видно, считаете их?

– Когда вы позволили мне в первый раз сказать вам, что вы прекрасны, это было…

– Замолчите! Я не знаю, не хочу знать! Это было вчера!

– Вот как! – сказал Бофор, задумавшись.

– Что с вами сегодня?

– Ничего.

– Как! Вы только что возвращаетесь после самого безумного предприятия, в котором рисковали жизнью…

– Если бы оно не кончилось такой забавной комедией.

– Согласна, однако, отправляясь, вы не могли знать, что так случится. Словом, вы вернулись здравы и невредимы и не сказали ни одного доброго слова вашему лучшему другу.

Бофор взял руку герцогини и медленно приложил к ней губы.

– У вас есть что-то на душе, и все мои подозрения восстают с новой силой. Да, вы отправились вместе с герцогиней де-Лонгвилль. Признайтесь же, вы все еще любите ее?

– Я питаю к ней глубочайшее уважение.

– О! Вы напрасно хотите обмануть меня, я понимаю эти дела. Если бы я устроила подобное предприятие, вы, наверное, нашли бы какой-нибудь предлог, чтобы не сопровождать меня.

– Напротив, я ваш раб и пойду за вами на край света.

– Да, это только так говорится! Но признайтесь по совести, вы все еще влюблены в эту красивую блондинку с величествснными манерами добродетельной женщины, а в сущности она самая продувная кокетка в мире.

– Герцогиня…

– Берегитесь, говорю вам, берегитесь! Я отомщу, отомщу жестоко – вам или ей?

– Позволите ли мне сказать вам хоть одно слово?

– Говорите.

– Предупреждаю вас, я затрону очень щекотливый вопрос. Но я знаю, что у вас достанет ума и сердца, чтобы разобрать его. Помните ли, год тому назад, в то время, когда вы были уверены в моей мнимой любви к госпоже де-Лонгвилль и я вам доказал, что она любит другого, – мы с вами тогда были в ссоре, не помню уже по какой причине – случай опять нас свел и мы – помните ли, какое мы дали друг другу обещание?