Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах - Николас Старгардт Страница 59

Когда немецких солдат завалило снегом в первую зиму кампании, они принялись безжалостно опустошать сельскую местность, изымая скот и зерно, лошадей и сани, зимнюю одежду, снегоступы, лыжи, меха и сапоги. Даже когда местное население уже голодало, немолодой продавец из Бремена, служивший в 105-м полицейском батальоне, с видимым удовольствием отсылал домой продукты для своей семьи. Он старался упаковывать их в мелкие свертки, чтобы они не привлекали слишком много внимания, и при любой возможности отправлял около десятка посылок весом в 1–2 кг. Без сомнения, он утешал себя тем, что, находясь так далеко от родных, в столь трудных обстоятельствах остается примерным отцом и кормильцем семьи [48].

В Германии Volksgenosse – людей немецкой либо родственной крови – также призывали отказаться от мехов и лыж, а активность гитлерюгенда и Союза немецких девушек могла дать населению общее представление о масштабах кризиса. Тем временем в Варшавском гетто под Рождество прошла принудительная реквизиция мехов: было собрано 16 654 шубы и подбитых мехом пальто, 18 000 меховых жакетов, 8300 муфт и 74 446 меховых воротников. Польское подполье веселилось, расклеивая плакаты с изображением немецкого солдата, кутающегося в женский лисий воротник и греющего руки в женской муфте [49].

В первые месяцы кампании, видя в кинохронике длинные колонны пленных красноармейцев, немецкие кинозрители волновались, кто будет всех их кормить, и опасались, что немцам, возможно, будут урезать пайки. К началу 1942 г. из 3,3 млн захваченных советских военнопленных умерли 2,5 млн. Десятки тысяч были расстреляны в печально известных фортах, таких как IX форт в Каунасе, но большинство умерли от голода. В апреле 1942 г. в старом Рейхе действительно на пять месяцев сократили продовольственные пайки для немецких гражданских лиц, что сразу ухудшило настроение в обществе. Но это сделали для того, чтобы помочь вермахту, а не ради военнопленных. Как обычно в Третьем рейхе, самое тяжелое бремя ложилось на плечи других [50].

Хотя польское сельское хозяйство уже сильно пострадало от принудительного вывоза рабочих в Германию, с некоторых пор Польше приходилось поставлять в Германию большие квоты продукции, и эта тенденция распространилась на все оккупированные территории Восточной и Западной Европы. От острой нехватки продовольствия, спровоцировавшей инфляцию на черном рынке и голод, больше всего пострадали те, кто был заперт в тюрьмах, попечительских заведениях, гетто и лагерях для военнопленных, то есть лишен прямого доступа к сельской местности, а часто и к черному рынку. Вопреки предположениям немецких специалистов, наибольшее число голодных смертей пришлось не на массово голодающее городское население на Востоке, а на обитателей тюрем. Повсюду одинаково резко возросла детская смертность, поскольку в рационе населения стало заметно меньше жизненно важных жиров; в Польше это способствовало абсолютной убыли населения, начавшейся в 1942–1943 годах [51].

Старейшина Лодзинского гетто Хаим Румковский выделил для детей участки, которые они могли вскапывать на свежем воздухе, в привилегированном районе Марысин. Время от времени он приказывал выдавать школьникам дополнительные порции еды. Но Давид Сераковяк в дневниковых записях все чаще упоминал «непрекращающееся чувство голода». Несмотря на все попытки пополнить семейный бюджет – Давид давал частные уроки польского, французского, немецкого языка, математики и иврита по дороге домой из школы или принимал учеников на подоконнике в их переполненной комнатке, – цены продолжали расти. Инфляция усугубилась с притоком в Лодзинское гетто новых обитателей: в ноябре 1941 г. из Рейха депортировали 20 000 богатых и хорошо одетых евреев, и хотя они привезли с собой «чудесный багаж и целые телеги хлеба», приспосабливаясь к реалиям польского гетто, они начали быстро скупать местные припасы, обедняя себя и большинство других жителей.

Череда немецких побед спровоцировала в гетто зловещее затишье: открылось больше мастерских, чтобы удовлетворить потребности военной экономики Германии, разговоры о войне стихли. Даже Давид обнаружил, что ныне больше думает о своих личных делах и о предстоящей ему инициации – он окончил еврейскую гимназию с самыми высокими оценками по всем предметам, кроме гимнастики. В последний школьный день его охватила смесь ностальгии и меланхолии. В кои-то веки он позволил себе перестать напряженно думать о войне и судьбах общества и «растрогаться из-за такого пустяка… потому что это моя собственная жизнь, и в ней начинается новая эпоха». Он все еще надеялся поступить в лицей, но поскольку в школах учились чешские, австрийские и немецкие евреи, а конкуренция за рабочие места возросла, лучшее, что он мог сделать, это получить благодаря имеющимся связям работу в шорной мастерской. Расовое клеймо так или иначе затрагивало всех. Новоприбывшие йекке (как называли евреев из Германии) давали сатирикам и певцам гетто достаточно нового материала для творчества; 5000 синти и рома, прибывших одновременно с ними, отправили на карантин в отдельный вспомогательный лагерь под контролем администрации гетто. Через несколько недель после этого они начали гибнуть от голода и тифа, а детская смертность среди синти и рома достигла огромных размеров [52].

Советская кампания выявила не только военное высокомерие Гитлера – она обнажила невозможность проведения грандиозной политики расовой колонизации. Даже если вермахт не смог победить Красную армию в ходе блицкрига, он уже захватил гораздо больше земель «жизненного пространства» (Lebensraum), чем можно было свободно заселить немцами. Поэтому требовалось найти больше немцев. Уже в сентябре 1941 г. Генрих Гиммлер отправлял немецкие расово-биологические комиссии обыскивать детские дома в Белоруссии не только для того, чтобы обнаружить спрятанных там еврейских детей, но и для поисков детей, подходящих для германизации. Их цель, как объяснил рейхсфюрер СС, состояла в том, чтобы «дистиллировать» каждую «каплю хорошей крови» из расовой «мешанины» восточных наций, забирая детей с согласия родителей или без оного. Это означало новые депортации. В первый период немецкого правления в Польше с 1939 по 1941 г. Управление СС по переселению, запасшись вагонами для перевозки скота, пыталось изменить расовую демографию, выселяя поляков и евреев и ввозя вместо них немцев. При этом между немецкими администрациями разных областей возникало немало споров о том, насколько строго следует применять систему национальной классификации, а число поляков, которых стали считать немцами, в разных гау радикально различалось. Но только после нападения на Советский Союз СС запустили амбициозный проект индивидуальной германизации детей. Пока СС убивали евреев за «расовую нечистоту», их собственные критерии «принадлежности к немецкой расе» начали размываться [53].

Германизация происходила в основном в Вартеланде[9] там, где поселилась большая часть немецких колонистов и куда эвакуировали из соображений безопасности множество немецких подростков. Местным советам по делам молодежи приказали сотрудничать со специалистами из Управления СС по вопросам расы и переселения и с собственными учреждениями СС, находившимися в ведении организации