Андрей Степаненко - Великий мертвый Страница 6

— Я думаю, они уже около Симатана.

Все три вождя дружно склонились над картой.

— Как быстро плывут! — тревожно цокнул языком Какама-цин — самый молодой из вождей.

— Слишком быстро, — нехотя согласился Мотекусома, — но и останавливаются часто и надолго: день в море, два-три дня на суше.

— Опять женщин отнимают? — настороженно поинтересовался Повелитель дротиков.

Мотекусома кивнул.

— Не понимаю, — вздохнул военачальник. — Зачем четвероногим так много женщин? Для жертвы богам не годятся, а содержать столько женщин хлопотно. Может, они их едят? Как дикари?

Мотекусома, печально качнув головой, свернул карту.

— Они не похожи на дикарей, — слишком хорошее оружие.

Вожди, уже видевшие в шкатулке правителя длинный нож из неизвестного металла, согласно закивали головами.

— Они не дикари… нет. И у них, должно быть, очень сильный род.

— Меня тревожит другое, — подала голос обычно молчащая на Высшем совете Сиу-Коатль, единственная женщина, имеющая право присутствовать на совете. — Никто не видел четвероногого убитым.

В воздухе повисла напряженная тишина.

— Да еще эти бледные лица… — продолжила Сиу-Коатль. — Все, кто их видел, говорят, их лица, как снег на вершине вулкана.

Мотекусома усмехнулся: белизна кожи сама по себе его не пугала. Но молчание стало совсем уж тягостным, и тогда Повелитель дротиков, озвучивая общие сомнения, неуверенно кашлянул.

— Может, они из подземного мира? Недаром, все их называют мертвецами… И бороды у них такие, что за триста лет не отрастишь… да, и волосы у многих белее, чем у самых древних старцев.

Вожди, поддерживая сказанное, загудели.

— На земле такому старому человеку делать нечего…

— Вы хотите сказать, они мертвы? — Мотекусома на секунду задумался. — Нет, это вряд ли. Боги не нарушают своих правил.

Женщина-Змея недобро усмехнулась.

— Для богов нет правил, Тлатоани. И ты должен знать это лучше других.

Мотекусома вспыхнул. Дочка прежнего правителя Союза слишком уж часто и дерзко демонстрировала права своей крови.

— Я знаю, все, что мне нужно, — жестко отрезал он. — Но главное, что я знаю: мне нужны права Верховного военного вождя.

Вожди недоуменно переглянулись, а Повелитель дротиков обиженно надул губы:

— Но мы же ни с кем не воюем…

— А четвероногие как пришли, так и уйдут…

— И зачем тебе столько власти?

Мотекусома досадливо крякнул. Он не знал, как объяснить этим немолодым и в силу этого уважаемым, но слишком уж недалеким людям, что война начинается намного раньше первой стычки.

— Тлатоани прав, — неожиданно произнесла Сиу-Коатль. — Четвероногие это не Тлашкала; игрой в мяч с ними спор не решить. Дайте ему, что он просит.

Вожди насупились, и в зале для приемов снова повисла гнетущая тишина.

— Мы должны подумать… — наконец-то отважился выразить общее мнение Верховный судья. — Не было раньше такого, чтобы без войны такие большие права давать.

Мотекусома вскипел, но тут же понял, как одержать верх.

— Но я же проиграл тлашкальцам в священной игре, — безуспешно пытаясь удержать торжествующую усмешку, хлопнул он ладонью по бедру. — А значит, мы уже воюем! Что тут думать?

Рабов загоняли на бригантины по тем же сходням, по которым несколько часов назад сводили коней.

— Сколько? — тревожно интересовались штурманы.

— Сотня!

— А ну, хорош! Поворачивай, я сказал! Я и так перегружен! Скоро дохнуть начнут!

Падре Хуан Диас понимающе усмехнулся. Еще будучи капелланом в армаде Грихальвы, он убедился: бригантина вполне в состоянии принять на борт и двести, и триста мавров; вопрос лишь в том, сколько из них доживет до Кубы. Уже сейчас треть ошейников болтались пустыми; чтобы не задерживать весь караван, тем, кто артачился или у кого от страха отказывали ноги, тут же отрубали головы, освобождая общую цепь. Но штурманов заботила вовсе не смертность груза и даже не хронически загаженные трюмы. Их раздражал размер их штурманского пая, а в силу этого и все остальное.

Вообще же, судя по всеобщему возбуждению, добыча была богатой. Свободные от погрузки солдаты радостно примеряли местные воинские доспехи — хлопчатые, а потому на удивление легкие. Хуан Диас и сам поразился, когда увидел испытания такого пропитанного соляным раствором сарацинского панциря, — даже топор не брал. А неподалеку от сходней командирского судна, на расстеленное по земле полотно уже кидали взятое в городе золото.

— Ух, ты! Как интересно… — суетилась возле казначея Мария де Эстрада — женщина полезная во всех отношениях. — Дай примерить, Гонсало!

— Мария, отойди… — устало отгонял ее казначей армады Гонсало Мехия. — Мне капитаны башку из-за тебя оторвут!

Падре досадливо крякнул, захлопнул книгу и, уже понимая, что ничего, кроме уточек, рыбок, ну, и… полусотни простеньких ожерелий из низкопробного золота, не увидит, отправился посмотреть.

— Святой отец! Святой отец!

Падре ойкнул и прыгнул в сторону, давая дорогу кобыле Педро де Альварадо.

— Санта Мария! Ты меня едва не раздавил. В чем дело, Педро?

— Я кастильца нашел! — радостно пробасил гигант. — Прям среди мавров!

— Как — среди мавров? — оторопел Хуан Диас.

— Ага! — тряхнул рыжей шевелюрой Альварадо, — а еще собаку — тоже нашу, кастильскую! Они ее в мечети держали! Откормили — ужас! В дверь не пройдет! Их в конце колонны ведут.

Хуан Диас задумался. Собаку здесь потерял Грихальва, еще год назад, и падре даже подумать не мог, что мавры зверюгу не убьют — просто из чувства мести. Но вот кастилец…

— А он точно — не португалец?

— Точно, святой отец! — рассмеялся Альварадо, — но если что, пятки ему всегда поджарить можно, — все расскажет!

Настроение у Хуана Диаса мгновенно упало.

«Только португальцев здесь не хватало!» — тоскливо подумал он.

Еще папской буллой от 1493 года, а затем и Тордесильясским договором весь мир был честно и поровну разделен — раз и навсегда. Португалии принадлежит все, что восточнее Азорских островов — от полюса до полюса, а Кастилии[9] и Арагону — все, что западнее. И, тем не менее, следы шпионских португальских экспедиций в Вест-Индии время от времени находили.

«Разве что они плывут сюда от Африки…» — подумал святой отец и вдруг с ужасом осознал, что ни булла, ни договор совершенно не учли главной беды — шарообразности Божьего мира! Когда, плывя на запад, попадаешь на восток…

Хуан Диас ругнулся, и, понимая, что геометрию добить все-таки надо, открыл книгу для путевых записей. И тут же захлопнул. В конце колонны арбалетчиков показался Кортес, а рядом с ним, держась за стремя, бежал грязный и оборванный человек с длинным европейским лицом.