Леонид Глыбин - Дангу Страница 60

Англичане рухнули на колени, умоляюще прижав руки к груди.

— Смилуйся, смилуйся, сахиб! — завыл Гибсон.

— Смилуйся! — присоединился к нему Николас, бухаясь лбом об пол.

— Связать им руки! — жестко процедил фаудждар. В его глазах появился стальной блеск.

Сипаи бросились на англичан.

В этот момент визирь Калим-хан, сидевший справа от Бахадура Сингха, придвинулся и начал что-то шептать ему на ухо. Фаудждар вначале слушал довольно равнодушно, но постепенно его лицо преобразилось, и он с явным интересом начал кивать головой. Потом сам что-то шепнул на ухо визирю и махнул сипаям:

— Подождите! Оставьте их!.. Фаренги! Кто-нибудь из вас разбирается в пушках? Может стрелять?

— Сахиб! Сэр! — Гибсон вскочил и замахал руками, тыча себя в грудь. — Я, я, я два года служил в артиллерии, в полку сэра Ньюбери. Я сержант в отставке, я был командиром батареи, — он выпятил грудь, — четыре пушки восемнадцатого калибра…

Николас в изумлении смотрел на него. Фаудждар невозмутимо слушал, слегка кивая головой, потом наклонился к визирю и что-то негромко сказал ему. Тот кивнул утвердительно.

Гибсон тем временем, совсем распалившись, начал выкрикивать артиллерийские команды:

— Зажечь фитиль! Снять фартук! Вкатить ядро! Огонь! Готовь банник!

— Молчать! — крикнул Бахадур Сингх, вскакивая на ноги.

Когда наконец наступила тишина, фаудждар откашлялся и сказал:

— Фаренги! Мы, милостью Аллаха всемогущего, даруем вам жизнь. Да будет мир ему и вечное владычество над нами! Но это еще не все. Мы, да будет это исполнено во имя благополучия нашего несравненного падишаха Фарруха Сийяра, хотим нанять вас обоих артиллеристами в нашу доблестную армию. Будете получать по триста рупий в месяц, вас хорошо оденут, — он брезгливо покосился на лохмотья англичан, — и будут хорошо кормить. Согласны ли вы?

Николас от изумления раскрыл рот, а Джон начал непроизвольно переступать с ноги на ногу. Прошло несколько секунд, пока они не осознали, что спасены! Им чертовски повезло!

— Да, мы согласны, согласны! — одновременно выдохнули оба, еще не совсем понимая, что произошло. Почему еще несколько минут назад им грозила смерть, а сейчас свобода раскрывает свои объятия? Это могло быть только божественным предопределением. И каждый из них в эту минуту горячо возблагодарил Господа за чудесное спасение — слава, слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!

В том, что фаудждар предложил англичанам стать наемниками, не было ничего необычного. Военачальники Великих Моголов и их соперников — правителей независимых княжеств Индии — часто нанимали европейских артиллеристов — англичан, французов, датчан, немцев, португальцев, голландцев. А тут речь шла о его, фаудждаровой, голове!

— Да, мы согласны! — снова громко и радостно повторили Николас и Джон.

— Хорошо, уважаемые! — ответил довольный фаудждар. — А ты что скажешь, почтенный Калим-хан?

— Хузур! Хвала Аллаху, ему одному! Да воцарится его благословение и мир над господином нашим, непобедимым и несравненным падишахом Фаррухом Сийяром, приказы которого наполняют наши сердца радостью и желанием исполнить их как можно лучше. Мудрость и благоразумие нашего фаудждара не знает границ, — ответил тот с поклоном.

— Фаренги! Ступайте с миром. Вы приняты на один год артиллеристами в доблестную армию непобедимого и несравненного падишаха Фарруха Сийяра. Наваз! Сахни! — Бахадур щелкнул пальцами. — Поставить для инглиси отдельную тамбу, накормить, одеть и выдать каждому по девятьсот рупий за три месяца. Пусть осмотрят пушки и скажут, что необходимо. Да будет Аллах доволен нами! И скажите главному мансабдару Малик-хану, что послезавтра можно отправлять в Дели всадников и пушки.

Когда радостные и возбужденные англичане со словами благодарности на устах удалились в сопровождении слуг, Бахадур Сингх облегченно вздохнул. Мучившая его проблема с рекрутским набором была окончательно решена. Можно спокойно вернуться в крепость Барахпур.

Через два дня рано утром по размытой прошедшим дождем дороге из Барахпура в направлении переправы через Чинаб вышел огромный караван. Он направлялся в Дели. Впереди двигались две рисалы — две сотни вооруженных всадников во главе с Малик-ханом, за ними ползли две пушки, каждую тащили тридцать быков. Пушки — старые французские кулеврины, видимо снятые когда-то с корабля, оказались в хорошем состоянии, Гибсон проверил их. Возле орудий гарцевали на рослых лошадях командиры артиллерийских расчетов — Джон и Николас. Они успели отъесться за два дня, совсем пришли в себя, приоделись — кожаные штаны, красные драгунские мундиры с желтыми галунами и стрельчатыми отворотами на рукавах, неизвестно откуда оказавшиеся в военном имуществе фаудждара, за поясом — пистолет и сабля. Правда, в такой экипировке было несколько жарковато, но ради удовлетворения неоднократно уязвленного самолюбия можно было и потерпеть. Совсем недавно они униженно валялись в ногах у фаудждара и слезливо умоляли пощадить их, а теперь командовали зычными голосами, упиваясь властью, подгоняя неторопливых погонщиков быков, покрикивая на сипаев, сопровождавших повозки с ядрами, порохом, фитилями, картечью, банниками, веревками, ракетами банну и всем прочим артиллерийским имуществом. Сам Малик-хан теперь заискивал перед ними. Вслед за пушками растянулся бесконечный хозяйственный обоз с женами и детьми сипаев и всадников, с продуктами и водой, кизяком, палатками, кормом для лошадей и быков.

К вечеру караван добрался до переправы через Чинаб. Переправлялись весь следующий день. Особенно много хлопот оказалось с пушками. Одну чуть не утопили из-за бестолковых команд Кондрелла, и только благодаря военному опыту Гибсона все кончилось благополучно.

Через семь дней, двигаясь страшно медленно и пройдя город Амритсар, караван достиг крепости Амбала, от которой до Дели оставалось всего три перехода.

У стен крепости раскинулся совершенно невообразимый табор из палаток и навесов. Ржали лошади, мычали быки, слышались смех и крики, повсюду чадили многочисленные костерки, звенела посуда и стучали инструменты, кто-то готовил пищу, кто-то чинил сбрую или повозку, кто-то возился с военной амуницией, там и сям сновали мужчины, женщины и дети. Шла обычная лагерная жизнь.

Малик-хан неторопливо готовился к ужину, как к нему в палатку просунулась голова слуги:

— Хузур! Гонец с почтой из Барахпура!

— Зови! — махнул тот рукой.

Тотчас в палатку вошел сипай в запыленной одежде, почтительно поклонился мансабдару и подал тисненую кожаную папку, запечатанную особой застежкой. Малик-хан открыл ее: