Сибирский фронтир - Сергей Фомичев Страница 60

– Чего тут смешного? – буркнул я.

– Тишу Санникова сватал тебе? – фыркнул Оладьин, поливает себя из ковша. – А ты отшил, молодец! Про земли неведомые хорошо ввернул. Правильно.

– Да в чём дело–то? – озадачился я, утирая пот. – Меняемся?

– Пожалуй, – согласился Василий.

Я спустился, ополоснул лицо. Оладьин забрался наверх и засопел от удовольствия.

– Разве плох мореход? – вернулся я к разговору.

– Хорош, спору нет, – голос зверобоя громыхал сверху, из клубов пара, словно с небес. – И про Толстых чистая правда. Разбогател он после похода с Санниковым, есть такое дело. Да только в том вояже сам Никифор Мокиевич долю имел. Это учитывать надо.

Глотнув дыма, он зашёлся кашлем, затем продолжил уже не так громко:

– А было и другое. Как раз с поиском новых земель связанное. Про это мало кто знает даже здесь, а тем паче в Охотске, потому купчины и попытались с тобой ту же штуку сыграть. Но до Неводчикова дошёл слушок, а он уж Сашке Окуневу рассказал по дружбе. Так что и я, в конце концов, кое–что узнал. Помнишь Басова, какого в кандалах в Охотский доставили?

– Помню.

– Первый промышленный был в Нижнем остроге. Первый дозволение на промыслы получил, первый к островам ушёл, и первый же с добычей вернулся. Всё у него хорошо шло, до тех пор, пока с Санниковым не связался. Он–то его и подвёл. Говорят, перекупили морехода, тот и довёл Басова до разорения. На первый взгляд не придерёшься, служил исправно, но целое лето корабль по пустыне морской кружил. Пока провиант не кончился, пока команда не взбунтовалась. Так и вернулись тогда ни с чем. А Басов в тот поход все средства вложил. Кое–что, конечно, взял и на Медном, но долги вернуть не смог. С тех пор и повалился Емельян. А там и с медью история вышла. Добила мужика. Меняемся?

Мы вновь поменялись местами.

– А я вроде слышал, что Санников землю открыл какую–то на севере, ну или искал, по крайней мере…

– Не знаю, – окатив себя водой, Оладьин задумался. – Не слышал, чтобы он на север ходил. В любом случае ты правильно поступил. Теперь Трапезникову деваться некуда.

– В каком смысле?

– Я тут с людьми поговорил. С Глотовым встретился. Он, кстати, подрядился мореходом к Никифорову на тот самый кораблик, что на плотбище красуется. И любопытная штука получается. Все здешние промышленники выжидают, а чего выжидают – молчат. Даже к Ближним островам никто не собирается, даже вдоль бережка пройтись. Пьянствуют, разговоры ведут, но ни с места.

Оладьин зашёл слишком уж издалека.

– Ну? – поторопил я.

– А почему, ты думаешь, они выжидают? Корабли есть, люди есть, а они сидят на берегу или, в крайнем случае, на известные места наскакивают, где зверя почти всего выбили. Или вот Толстых взять. Он уже выходить в море собирался, но, только про нас узнал, сразу же передумал.

– Почему? – заинтересовался я. Новость и правда заставляла задуматься.

– А потому что в этом деле первый всегда больше рискует. Тут выиграет тот, кто дождётся точных сведений и только потом сделает быстрый набег. Чтобы наверняка. Сам посуди, корабль снарядить почти весь капитал уходит, в огромные долги люди залезают. А ну как не повезёт? Конец делу. Вот и выжидают купцы, пока кто–нибудь на райские кущи не наткнётся, тогда все скопом туда рванут, вмиг растащат. В тайне место всё равно не удержишь, как ни старайся.

– Понял, – согласился я. – Но почему теперь–то Трапезников передумать должен?

Оладьин усмехнулся.

– А сбил ты их с толку разговорами своими про потаённые острова. И Трапезников понял, что с дальними землями иной расклад получается. За год туда и обратно не обернёшься, и за два вряд ли. А за несколько лет ты все сливки снимешь и только когда с добычей вернёшься, тогда все узнают. Узнают, да поздно будет. Кто следом пойдёт крохи со стола поднимет. Трапезников чует это. Хоть и сомневается в удаче, хоть сведениям твоим не до конца верит, но боится, как бы не выгорело у тебя дело. А как тогда быть? Помешать тебе он не в силах. Вот тут свой человек ему и помог бы. Увёл бы тебя от островов, запутал бы, разорил.

А теперь, когда ты от Санникова отказался, избежал ловушки, Трапезников передумает. Теперь либо ему самому придётся идти, либо отдать тебе всю добычу. И насколько я его знаю, отдать он не захочет.

Василий поскоблил ногтями бока, взял ковш и прежде чем облиться, сделал крупный глоток.

– Чего–то озяб я, – сказал он. – Меняемся?

Я спустился, облился в последний раз и поспешил одеться. Банька и правда уже остывала.

– Вася, скажи, он что и впрямь надеялся, что я Окунева выброшу и его человека на мостик поставлю?

– Не знаю, на что он надеялся, – отозвался зверобой. – Но корабль у тебя не один. На второй ты Федьку Ясютина зейманом назначил. А у него, если честно, опыта почти никакого. Так что на Санникова вполне поменять резон был. А уж коготок увяз – всей птичке пропасть. Тот и людей подобрал бы верных, и перекупить кого–то сумел бы. Не только запутать мог бы, но и другие какие козни подстроить.

Я встал в дверях, чтобы освободить место Оладьину. Тот спрыгнул с полога, устроив маленькое землетрясение, и опрокинул на себя остатки воды.

– Чтобы свинью подложить, вовсе не обязательно подсылать человека, – возразил я. – Если с нами пойдут, так возможностей много будет.

– Вот! – зверобой, просунув в свежую рубаху голову и руку, поднял палец восклицательным знаком. – И я о том же подумал. Раз ты от Санникова отказался, они новые гадости изобретать станут. И тут уж держись.

Мы присоединились к товарищам. Они уже поужинали и с нашим приходом, хозяин выставил самогон. Мы выпили без тостов и пожеланий, как только и пьют на фронтире.

– Расскажи мне про Никифорова, – попросил я Чекмазова.

– Чего про него рассказывать? – отозвался корабельщик. – Приехал из старой столицы, обычаев не знает, а потому трудно ему здесь пришлось. Некоторое время сидел тихо, присматривался. Жил с парой подручных на заимке, да торговал понемногу мехами.