Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 60

от 60 до 200 рублей, смотря по состоянию. В старину справляли сороку, т. е. женский головной убор, который заменял девичью поднизь. Бывали сороки в 10–15 тысяч. Там все девки бесприданницы, и этот хороший обычай ведется с той поры, когда казаков было больше, чем невест. И дети казаков растут так же, как росли их деды и отцы. С десяти годов они пасут табуны или ездят на рыбную ловлю. Следуя берегом, мальчуган выставит какой-нибудь отметный знак и перекликается с отцом, чтобы тот мог во всякое время найти свою повозку или сани. И голодать приучаются мальчишки с детства. Летом жуют от жажды свинцовую пульку: это холодит, зимой закусывают снежком. Солодковый корень, водяные орехи («челим»), лебеда, птичьи яйца, даже земляной хлеб – вот чем пропитывается казачонок по несколько дней сряду, попадая в беду. Но зато мальчуган всегда должен быть опоясан, который же распояшется или потеряет пояс, того мать больно прибьет: так ходят только татарчата.

Самый большой праздник в Уральске – это когда вступают полки, возвратившиеся с дальнего похода. Родительницы выехали навстречу из всех низовых станиц, усеяли всю дорогу от города верст на 10; выносили узелки, мешочки, скляницы, штофчики, сулемы, все это, чтобы накормить, напоить голодных. Вон, в стороне от всех стоит древняя старушка, повязанная черным китайчатым платком, держит в руках узелок и бутылочку, кланяется низехонько, спрашивает: «Подгорнов, родные мои, где Маркиан?» – «Сзади, матушка, сзади!». Идет вторая сотня. «Где же Маркиан Елисеевич Подгорнов, спаси вас Христос и помилуй, где Подгорнов?» – «Сзади!» – говорят. Идет 3-я сотня: тот же привет, тот же ответ. Идет и последняя сотня, прошел последний взвод, а ответ все тот же: «Сзади, бабушка!». Когда и обоз проходил, то казаки, кивая назад головою, говорили: «Там, сзади, родная!». Тут только старуха догадалась, что осиротела навеки. Она ударилась оземь, завопила страшным голосом и билась, пока казаки не подняли ее бережно и не свели домой.

Службу уральцы отправляют не по очереди, a «подмогой», что считают для себя более выгодным, потому что бедный казак может поправиться. Войсковое правление ежегодно делает денежную раскладку, сколько причитается на каждого казака «подможных»; оно же их собирает и выдает поступающим на службу по охоте, «охотникам». Те, которые идут в армейские полки, получают меньше, примерно 200 рублей, в гвардейский эскадрон больше, например 250 рублей. Если казак по бедности не может внести подножных, он остается в «нетчиках», а года через 2 или 3, когда за ним накопится этих «нетчиковых» денег, его зачисляют прямо на службу, при чем вычитают из его подмоги всю накопившуюся недоимку. Однако, ни один казак, будучи в служилом возрасте, т. е. между 21 и 35-ю годами, не может постоянно откупаться от службы; он обязан прослужить, по крайней мере, хотя бы один год. Богатые казаки поступают в уральскую учебную сотню, где они отбывают службу в один год, на своих харчах и квартире, а все остальные идут на 3 года в полки. Это так называемые «обязательные», т. е. обязаны прослужить. В случае призыва всего войска, поднимаются все казаки, способные носить оружие, кроме отставных.

Уральцы по преимуществу народ промысловый и ведут свое дело не порознь, а сообща, всем войском. Точно также и земля принадлежит тому войску, наделов нет; даже луга находятся в общем пользовании. Войсковое правление назначает день, когда начаться покосу, чаще всего на 1 июня. Каждый казак выбирает себе любое местечко, и в ночь они уже все на своих местах. Как только покажется солнышко, подастся знак, по которому казаки начинают обкашивать свои участки. Вся трудность заключается в том, чтобы не захватить больше своих сил. Работают шибко, отрываются только затем, чтобы испить воды, потому что к закату солнца дело кончается, каждый должен обкосить свой участок. Если бы кто надумал косить раньше урочного дня, того вовсе лишают покоса. Такое же правило и насчет рыбной ловли, все равно, хоть бы он поймал одну рыбу. У них три поры улова: зимний, весенний и осенний.

Урал замерз, снежная пелена покрыла необозримую степь. В воздухе тихо, морозно. За 8 верст от Уральска, в назначенный день, собрались все казаки, каждый с длинным багром, подбагрешником и пешней; у каждого лошадь, сани, под присмотром кого-либо из семейных. Казаки стоят у берега и ждут сигнала: они намечают в это время места. Морозный воздух вздрогнул: грянула сигнальная пушка. В тот же миг все бросаются стремглав на реку, каждый пробивает прорубь, поддевает багром рыбу и, чтобы она не сорвалась, подхватывает ее малым багром, или подбагрешником. Почти каждый удар дает добычу, особенно в хорошем месте. Поглядите, вон дюжий казак: даже упарился, несмотря на то, что в одной рубахе! В три маха он просек лед, забагрил рыбу и теперь кричит, точно его режут: «Ой, братцы, помогите! Не вытащу белуги, сила не берет… Скоро, скоро!». По этому зову бросился к нему один из артельных, живо подбагрил, помог вытащить рыбу на лед. Казаки всегда действуют артелью, человека по 3–4, по 5–6, иногда и больше; вся выручка делится между ними поровну.

Хорошие места, или «ятови», где красная рыба зимует, замечаются еще с осени, когда рыба ложится. Тысячи рыболовов толкутся на таком месте, в кусочки искрошат лед, иной раз по три раза в воде по шею побывают – ничего! Другой изловчится, да на комочке льда приспособится, так и плывет к берегу; рыба у него привязана к ногам, в руках и зубах рыболовная снасть. Покончив на том месте, артели спускаются вниз по реке, продолжая ловлю таким же порядком. Летняя и осенняя ловли продолжаются по шести недель и, само собой разумеется, на лодках. Опять целое войско вышло, точно на войну. На тесной и быстрой реке толпятся тысячи бударок, негде яблоку упасть, не то что вынуть сети. Казаки плавают попарно, вытаскивают рыбу, «чекушат» (оглушают) и сваливают в бударки. Тут, кажется, все друг друг передушат, передавят и до вечера не доживут: крик, шум, брань, суматоха на воде, как в самой жаркой рукопашной. Бударки трещат, казаки, стоя в них, чуть не клюют носом воды – вот все потонут! – ничуть не бывало. Все живы, здоровы, разойдутся, а с рассветом опять то же самое начнут на следующем рубеже, и так вплоть до низовых станиц. Саратовские и московские купцы следят с берега да готовят денежки: по вечерам бывает обыкновенно разделка – это осенний лов.

И на летний лов есть свои законы, свои правила, от которых прежде,