Кто свергал Николая II и рушил империю? - Валерий Евгеньевич Шамбаров Страница 61

Как вспоминал сам Батюшин, был привлечен цвет адвокатов, «от пускавшейся лишь по билетам в зал суда публики ломились скамьи…». Он констатировал, что организованный «по приказанию Рузского провокационный процесс нужен был революционной пропаганде лишь для того, чтобы убедиться в слабости правительства, а попутно через голову покойного Распутина забрызгать грязью императорский трон». Аналогичным образом было возобновлено дело Рубинштейна. За доказанные серьезнейшие преступления суд приговорил банкира всего лишь к высылке — но главным был сам процесс, возможность выплеснуть еще один ушат клеветы на убитого Григория Ефимовича, а через него на государя и его семью.

Тем не менее на пути заговорщиков стоял царь. Когда Рабочая группа ВПК издала свое революционное воззвание, он указал, что такое терпеть нельзя. Причем Протопопов категорически возражал против ареста. Собственным помощникам пришлось долго убеждать его. Но позиция государя сыграла свою роль. Рабочая группа в полном составе была арестована. Гучков и Коновалов ошалели, подняли на дыбы всю прессу. Посыпались протесты ВПК, Особых совещаний, Земгора, думцев. Родзянко наседал на самого царя, что Рабочую группу нужно срочно выпустить, иначе будет беда. Но не помогло. А бедой это пахло совсем не для правительства. 29 января собрались участники будущего переворота Гучков, Коновалов, Кутлер, Переверзев, Керенский, Чхеидзе, Аджемов, Милюков, Бубликов и др. И на этот раз, как доносило Охранное отделение, настроения царили панические, арест Рабочей группы все признавали катастрофическим ударом, рушившим их планы [8].

А Николай II предпринимал и другие меры, вполне достаточные, чтобы предотвратить взрыв. Он вывел Петроградский округ из состава Северного фронта в самостоятельную единицу. Командующему предоставлялись большие полномочия, предполагалось, что этот пост займет военный министр Беляев. В столицу было приказано перебросить надежные войска. С Кавказского фронта снимались 5‑я казачья дивизия, 4‑й конно-артиллерийский дивизион, ряд других частей. 5‑я казачья была в числе лучших соединений, одной лишь ее хватило бы, чтобы расшвырять бунтовщиков и изменников. Но вмешался Протопопов. Он озаботился, что у военного министра много других забот. Сумел провести на пост командующего Петроградским округом генерала Хабалова. Мягкого, нерешительного, никогда не руководившего такими массами войск.

А Петроград и окрестности были забиты училищами, госпиталями, запасными батальонами. Теперь направляли еще и части с Кавказа. Хабалов растерялся, что их негде размещать. Генерал Алексеев в это время был тяжело болен, его замещал Гурко. Друг Гучкова. И он-то нашел выход. Указал, что запасные батальоны скоро будут отправлять на фронт, вот и освободятся казармы. А пока направил кавказские части не в Петроград, а в Финляндию. В общем-то, и государь согласился. Казалось, что время еще есть. Противостоять атакам думской оппозиции на самом-то деле оказывалось не сложно. Николай II уже понял: если держаться твердо, она скиснет и отступит. А дальше начнется наступление на фронте и изменит всю обстановку. Ну а после победы можно будет разобраться и с оппозицией, и с поведением союзников.

Для подобного оптимизма имелись все основания. На Центральные Державы готовы были обрушиться удары такой силы, что выдержать их неприятели были не способны. Все эксперты сходились на том, что война окончится летом, максимум — осенью 1917 г. Царское правительство уже даже начало подготовку к грядущей мирной конференции, поднимались архивы, изучались соглашения и договоры. А возросшее могущество России союзники в полной мере признавали. Межсоюзническая конференция впервые была созвана не во Франции, а в Петрограде. В феврале прибыли делегации Англии, Франции, Италии.

Французскую миссию возглавляли министр Думерг и генерал Кастельно. В британскую входили военный министр Милнер, банкир Бэринг, Бьюкенен, разведчики Аллей, Локкарт. Согласовывались планы предстоящих операций, произносились речи. Делегации посетили Москву. На обеде в ресторане «Прага» Думерг заявлял: «Необходимо, чтобы исторические несправедливости были исправлены, необходимо, чтобы великая Россия, которая, казалось, уже забыла о своей великой мечте, о свободном выходе к морю, получила его, чтобы турки были изгнаны из Европы, а Константинополь стал бы русским Царьградом… Мы очень близки к цели… наша конференция показала, что теперь мы объединены, как никогда». А Бьюкенен 18 февраля 1917 г. говорил: «Англо-русские отношения никогда не были лучше, чем в настоящее время. Как император, так и большинство руского народа твердо поддерживают англо-русский союз».

Но Милнер с какой-то стати озадачился… необходимостью реформ в России. При встрече с государем он завел речь о том же самом, что недавно пытался внушать царю Бьюкенен. Что в нашей стране нужно ввести «ответственное министерство». Даже называл персональный состав: во главе правительства — Милюков, министром иностранных дел — Струве. Царь был шокирован и оскорблен столь наглым вмешательством во внутренние дела России. Он отказался обсуждать подобные темы.

Однако у Милнера были и другие встречи. С руководителями оппозиции. С тем же Струве, Гучковым, в Москве — с князем Львовым, Челноковым. На обратном пути в Англию секретарь миссии майор Дэвидсон составил секретный доклад «Анализ политического и экономического положения России на февраль 1917 г.». Среди рекомендаций были такие пункты: «Сотрудничать с чиновниками нынешней власти и расходовать средства по мере необходимости для побуждения их к активному сотрудничеству» (то есть подкупать). «Поддерживать самые тесные отношения с ведущими депутатами Думы и представителями земств с целью завоевать их доверие и направлять их деятельность по соответствующим каналам». «Пристально следить за разворачивающимися событиями и иметь наготове заготовки нового првительства, которое придет к власти в России». Как видим, англичане знали о предстоящей революции.

Хотя царь и его министры пребывали в уверенности — с ситуацией они справятся. Так и было. Как раз в период работы Межсоюзнической конференции, 14 февраля, готовилось открытие Думы, намеченного оппозицией штурма. Но арест Рабочей группы оборвал связку между заговорщиками и рабочими массами. А накануне этой даты по городу расклеили объявление генерала Хабалова: беспорядки будут подавляться военной силой. Полиция произвела дополнительные аресты агитаторов на заводах. Родзянко явился к царю, все еще силился шантажировать его. Пугал революционными настроениями и под этим предлогом опять требовал «ответственное министерство». Но государь отрезал: «Мои сведения совершенно противоположны, а что касается настроения Думы, то если Дума позволит себе такие же резкие выступления, как прошлый раз, она будет распущена».

В день открытия Думы жители столицы вообще боялись выходить на улицы. Но забастовали «всего» 58 предприятий, 90 тыс. человек (для Петрограда в 1917 г. это считалось умеренным). Происходили сходки