Леонид Глыбин - Дангу Страница 64

Мы расположились в крепости местного управителя Омихунды, в плену у которого я пробыл так долго. Бадмаш со своими молодцами занял ее после короткого и решительного штурма. У месье Бадмаша большой отряд — несколько сот человек. Его помощника зовут Али. Весьма расторопный человек. Обо всем этом мне рассказал в подробностях Надир.

После хорошего завтрака нас вызвал к себе месье Бадмаш. У него был очень озабоченный вид. Он непрерывно жевал, и у него опять был красный рот. Я уже знал, что это означает.

— Месье, вам плохо? Позвольте осмотреть вашу рану, — обратился я к нему. — Надир! Переводи!

Он что-то буркнул и кивнул. Я снял повязку. Рана очистилась, тяжелый запах уже не ощущался. Я обработал рану, потом поставил два новых плюмассо, и, когда мы с Надиром туго закрепляли повязку, Бадмаш, морщась, сказал:

— Фаренги! Отныне мы будем звать тебя Жамбрэ-хан. Нам так привычней. Да будет на то воля Аллаха! Если у тебя нет никаких пожеланий, сделай одно дело.

— Я готов, месье, — ответил я.

— Здесь, в крепости, в зенане есть одна женщина. Вернее, девушка, — поправился он. — Фаренги! Она больна, ее надо быстро вылечить. Ты хороший доктор. Валла-билла! Ей прислуживает старуха Айша. Она сделает все, что скажешь.

— Кто эта девушка? — спросил я.

— Невольница, — ухмыльнулся он. — Сделаешь дело и получишь вот это! — Он поднес здоровую руку к моему лицу. На среднем пальце я увидел золотой перстень с изумрудом. Грани камня искрились зелеными искорками. — Али проводит тебя. Все!

Я поклонился, Надир взял мой сундучок, и мы вышли. Прошли по первому этажу несколько коридоров и больших помещений, где в разбросанных на полу вещах рылись люди. Вот, подумалось мне, ехал к падишаху, а попал к разбойникам. Наконец мы подошли к двери, около которой стоял вооруженный сипай. Это была зенана. Надир что-то сказал сипаю и исчез за дверью, потом через минуту вышел:

— Месье! Проходить!

Я вошел и увидел девушку, лежавшую на чарпаи. Около нее на ковре сидела старуха.» Салам алейкум «, — поздоровался я и подошел к ним.» Салам «, — кратко ответили обе. Девушка была красива, чертовски красива! Она подозрительно посмотрела на меня.

— Мадемуазель! Я — французский врач, мое имя Поль Жамбрэ. Господин Бадмаш сказал, что вы больны. Не могу ли я чем-нибудь вам помочь? — сказал я и учтиво поклонился.

Она молчала, глядя на меня недоуменно, и я понял, что она не понимает по-французски.

— Надир! Переведи, пожалуйста, — попросил я.

Выслушав его, девушка оживилась и что-то ответила Надиру. Потом заговорила старуха. Они оживленно беседовали несколько минут, а потом Надир объяснил:

— Месье! Эта девушка звать Дарья. Она русская. Два недель назад месье Бадмаш хватал Дарья на перевал Пир-Панджал. В Кашмир. Привез сюда. Она был в торговый караван, и там был ее друг. Его звать Дангу. Он иметь другой имя — Никита. Она его очень любить. Очень, очень! И он любить Дарья. И в тот караван есть два купца — русский Григорий и индиец Парвез. Они большой друг Дарья и Дангу.

Тут Надир остановился, что-то спросил девушку и продолжал:

— Месье Бадмаш хотел продать Дарья в Дели. Белый красивый женщина можно получить очень большой деньги. Теперь в Дели падишах нет, большой война. Хай май! Плохо! Месье Бадмаш хотеть делать эта девушка свой наложница. Как гарем. Так! Потом она говорить, это большой печаль, большой горе. И болезнь. Она сегодня-завтра умирать. Так она говорить.

Я кивнул головой в знак того, что все понял.

— Мадемуазель! Такая красивая девушка должна жить, — сказал я. — Если позволите, я осмотрю вас. Я вижу, вам очень плохо, и надеюсь, что смогу помочь.

Она кивнула, но при этом растерянно посмотрела на Надира. Он, конечно, был здесь лишним, но как нам общаться без переводчика? И тут меня осенило. Я попросил его и старуху натянуть нечто вроде большой занавески. По одну сторону был Надир, а по другую мы. Все уладилось.

Я внимательно обследовал Дарью и обнаружил сильное рожистое воспаление с нарывом на левой ноге, имевшее причиной, по-видимому, необычайное душевное потрясение. Жаркая влажная погода способствовала появлению нарыва. Лимфатические железы распухли. У нее была сильная лихорадка, жар, она непрерывно дрожала, потом заплакала горько. Было ясно, что душевные страдания причиняют ей больше тягот, чем физические. Я наложил повязку с ртутной мазью и попытался успокоить больную как мог. Несчастная судьба наложницы восточного деспота, ожидавшая ее, глубоко меня трогала.

Она села, схватила меня за руку и, всхлипывая, сбивчиво заговорила на плохом урду. А Надир переводил старательно. Я сам знал слишком мало, чтобы полностью понять ее, и улавливал только отдельные слова. Особенно часто повторялось слово» бежать «. Бедняжка прилагала все усилия, чтобы говорить спокойно, но силы изменяли ей, она начинала плакать, креститься и быстро говорить что-то — видимо, по-русски. Я мог только сочувственно пожимать ей руку.» Никита! Никита!» — твердила она. Я уже знал, что так звали ее друга.

Старуха обняла ее за плечи, поглаживая по волосам, что-то приговаривая. Девушка спрятала лицо в складках ее халата, но подрагивающие плечи говорили о том, что она продолжала рыдать. Наступила тягостная тишина.

Я был в сильном смущении и некотором замешательстве. Случай произошел необычный, находящийся за пределами моего врачебного долга. История мадемуазель, к которой я испытывал необъяснимую симпатию, очень взволновала меня. Но чем я мог ей помочь, сам находясь в положении зависимом и отчасти даже полурабском?

— Сахиб! — прервала молчание старуха, обращаясь ко мне. — Переводи, Надир, — она дернула его за руку. — Я давно прислуживаю рани Дарье и люблю ее. Она из Северной державы, с реки Итиль. Она хорошая и добрая. Ее жених могучий раджа, очень богат и справедлив. Они любят друг друга. Бадмаш злой, плохой человек. Он хочет взять рани в свой гарем. Ты большой и очень мудрый табиб. Ты все знаешь. Помоги Дарье бежать отсюда.

— Но как это сделать? — воскликнул я.

— Подумай и сделай. Фаренги все могут.

Девушка перестала плакать и, умоляюще сложив руки, соскользнула на ковер и рухнула передо мной на колени.

Никогда не забуду ее заплаканные, опухшие и все же прекрасные глаза, устремленные на меня с выражением бесконечной мольбы и надежды. Губы ее дрожали.

Я был в полном смятении от такого оборота дел. Я поднял Дарью, постарался успокоить, оставил мазь, рассказав, как ей пользоваться, и вместе с Надиром пошел к выходу.

— Я подумаю, я подумаю, — бормотал я, уходя, стараясь не встречаться с умоляющим взглядом девушки.

— Аллах велик, Аллах велик! — запричитала старуха, провожая нас и низко кланяясь. — Мир тебе, табиб!