Христиан Вульпиус - Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников Страница 64

Ринальдо взял на себя часть работ в саду, на винограднике, в домашнем хозяйстве, и фрау Марта просто не знала, что ей думать о своем квартиранте…

— Никогда бы не предположила, — сказала она, — что такой господин, как вы, так хорошо разбирается в наших сельских работах. А что вы даже обрядились в нашу одежду, меня и удивляет, и очень мне нравится. Кто бы ни увидел вас в таком виде, может поклясться, что вы родились на этом острове.

— Я и сам так думаю, дорогая хозяйка! — ответил Ринальдо. — И ты доставила мне большое удовольствие.

Ринальдо заметил, что фрау Марта каждый вечер уходит с большой молочной кринкой и возвращается примерно через час. Однажды он спросил у нее, куда она носит молоко.

— Я ношу молоко, — ответила фрау Марта, — на виллу, что расположена вон там, за лесочком.

— А кому принадлежит эта вилла?

— Одному городскому господину.

— И он живет сейчас здесь?

— Нет. Месяца полтора назад на вилле поселились две дамы, которые, как говорят, прибыли к нам морем. Никто не знает, кто они. Они живут тихо и уединенно и не общаются с соседями. Я сама их еще не видела. Молоко у меня берет старая служанка и платит за него.

— И соседи ничего не знают об этих дамах?

— Ничего. Большинство не знают даже, что они там живут.

— А разве они не выходят из дома?

— Я тоже как-то спросила об этом, и тогда старая служанка ответила: иной раз они выходят в сад, а раз-другой были в часовне Святого Креста, что стоит там, на горе.

— Удивительно!

— Да-да! За всем этим есть какая-то тайна. Кто знает, что они натворили, почему им приходится так прятаться. Либо убили кого-то, или что-то украли.

— Если они красивы, так, может быть, это что-то — чужие сердца?

— Но это тоже воровство!

— Тогда ведь и фрау Марта тоже воровка?

— Я? Мой покойный муж взял меня из-за тех небольших денег, что получила я в приданое, а я сама за всю жизнь не приметила за собой воровства сердец… У меня трое детей и моя работа, тут уж ни о чем таком не думаешь…

Ринальдо попросил как-то фрау Марту, чтобы она позволила ему отнести молоко дамам. Та охотно разрешила; она полагала, что при этом узнает несколько больше о жизни таинственных обитательниц виллы.

Ринальдо отнес молоко и завязал разговор со старой служанкой.

— Фрау Марта нездорова и попросила меня принести сюда молоко. Я не знаю, кто его получает.

— Я беру его у тебя, сын мой! — сказала служанка.

— Но вы же не одна его потребляете?

— Нет.

— Значит, у вас есть дети?

— Боже избави! О чем ты говоришь? Я не замужем, у меня никогда не было детей.

— Так, значит, молоко это для ваших хозяев?

— Да, но это фрау Марта давно уже знает.

— Я принес с собой свой ужин. Вы позволите мне здесь его съесть? — спросил Ринальдо.

— Пожалуйста!

— Я сегодня много работал, устал, выбился из сил и хочу выпить глоток сиракузского вина.

— Где же ты его раздобыл?

— Купил у рыбаков из Сицилии. Очень вкусное.

— Верю тебе. Дамы, живущие здесь, пьют только воду и шоколад.

— Вот как? Так не угодно ли будет вам глоток сиракузского?

— Могу ли я позволить себе это?

— Почему бы нет? Я не предлагаю ничего, что не отдаю с охотой. Ваше здоровье!

Женщина едва осушила стакан, как раздался громкий звонок. Сказав, что это зовут ее, она убежала, пообещав скоро вернуться.

Так и случилось. Испуганная, бежала она с лестницы и кричала:

— Ах, Пресвятая Дева! Одна из дам упала в обморок. Что же нам делать? Она лежит без признаков жизни.

Ринальдо, не долго думая, помчался вверх по лестнице и через зал вошел в комнату, где находились обе дамы. Одна опустилась на колени возле той, что приходила в себя после обморока. Ринальдо стоял незамеченным в дверях комнаты.

Дама, опустившаяся на колени, поднялась, увидела Ринальдо и, вздрогнув от испуга, спросила:

— Что тебе здесь надо?

Ринальдо подошел ближе — и вот он стоит перед Виолантой и Дианорой.

Виоланта еще не узнала его, ведь был он переодет, а Дианора только-только пришла в себя. Она заметила постороннего человека в комнате и спросила, кто он. Ринальдо стоял словно онемев и устремив взгляд на Дианору.

Виоланта внимательно к нему пригляделась и со страхом пробормотала:

— Друг! Кто бы ты ни был, каким бы случаем ни попал сюда, ради собственного твоего достоинства, оставь нас как можно быстрее!

— Ни за что! — ответил Ринальдо.

Виоланта внимательнее присмотрелась к нему и воскликнула с испугом:

— Это он!

— Это он! — повторила Дианора; она откинулась назад и прикрыла глаза.

— О, Дианора! — пробормотал Ринальдо. — Не должен ли случай, меня сюда приведший, вступиться за меня? Ты отводишь от меня взгляды, от меня, которого судьба столь удивительно привела на этот остров, чтобы найти тебя? Не будь же более жестокосердна ко мне, чем судьба моя и этот случай!

После небольшой паузы Дианора спросила:

— Несчастный, откуда ты пришел? Не довольно ли того, что твой образ преследует меня повсюду, так ты еще и сам являешься?

— Судьбе так угодно, — ответил Ринальдо. — И я счастлив! Более счастлив на маленькой Панталерии, чем был когда-либо в большом мире.

Старая служанка вошла в комнату с кастрюлей воды. Виоланта подошла к ней и вывела ее в прихожую.

Когда Ринальдо остался с Дианорой один, он приблизился к ней, взял ее руку и упал перед ней на колени. Она посмотрела на него печальным и нежным взором и вздохнула. Он омочил ее руку слезами, покрыл ее бесчисленными поцелуями и прижал к своему стучащему сердцу. И у Дианоры тоже текли из глаз слезы, и под легким крепом вовсю стучало ее сердце. Она склонилась к нему, и щека ее огнем горела у его щеки: губы их слились, и Ринальдо громко и радостно вскричал:

— Этот поцелуй отпущения, эта прекраснейшая печать прощения, очищает меня от моего прегрешения и благословляет на новый образ жизни! Ты видишь, любимая Дианора, я отказался от шумного света! На этот маленький остров я сбежал, дабы жить для себя и в покое. Да, само Небо выказало расположение к моему благочестивому решению. Мои мольбы услышаны. Он простил меня и в виде залога примирения вновь дарит мне тебя. Ты опять моя! Начинается новая жизнь!

— О Ринальдо! — вздохнула Дианора. — Не дай твоим мечтам обольстить тебя сладкими надеждами, надеждами, которые никогда не сбудутся.

— Тебе не отнять у меня моей убежденности! Ты сама и есть залог моих надежд. Я тебя обнимаю, — вот это и есть прекраснейшая действительность. Я не грежу; мое счастье заново рождается в твоих объятиях.

Он прижался лицом к ее груди и забылся в сладком восторге.