Тимур Лукьянов - Тайный орден Страница 64

в сто тысяч безантов золотом. Якобы, граф Тибо в будущем собирался идти

отвоевывать Иерусалим и хотел таким странным образом заранее подстраховаться в

вопросе финансирования армии.

—Вы правы. Именно об этой ссуде и идет сейчас речь. — Сказал аббат.

—Значит, идея папы Григория седьмого вновь ожила, и в ближайшее время

христианская армия собирается штурмовать Иерусалим?

—Не так скоро. Вы же прекрасно понимаете, что даже при наличии денег на

подготовку сильной армии понадобится не менее года.

—И вы серьезно относитесь к этой идее? Но это же абсолютно невозможно!

Христиане не могут даже изгнать мусульман из Испании.

—Не так уж и невозможно, ребе. Есть еще в Европе силы, заинтересованные в

создании независимого государства на Святой Земле, политика _______которого будет

строиться не на произволе монархов и не на слепой вере, а на знаниях, дарованных

человечеству в древности Великими Учителями и до срока сокрытых. Люди в таком

государстве будут свободными, а все религии сольются в одно Единое Знание.

—Хотелось бы мне знать, кого вы считаете великими учителями, — произнес

Соломон Ицхаки.

—Тех, кто известен и вам. Например, Моисея.

—Да, Моше Рабейну действительно велик, но, уверен, вы считаете не менее

великим и Иисуса Христа.

—Конечно, через него в мир пришло новое Великое Знание.

—А вот мы, евреи, так не считаем. Для нас христианство, как, впрочем, и ислам,

— всего лишь секта еретиков в иудаизме и не более.

—Каждый имеет право на свой выбор. Еврейский народ выбрал отрицание

Христа, не воспринял новое, и с тех пор страдает.

—Я не согласен с вами. Но оставим это пока. Скажите лучше, каким образом вы

надеетесь примерить религии? Или вы призываете евреев и мусульман стать

христианами?

—Вовсе нет. Для объединения религий достаточно лишь заново переосмыслить

все Писания. И Новый Завет и Ветхий, и Талмуд, и даже Коран и выделить общее, а

ненужные наслоения отбросить. Почему бы, скажем, в одинаковой мере не признать и

Моисея, и Иисуса, и Магомета Великими Учителями, которые принесли людям знания

от Единого Бога? Даже по текстам нынешних, искаженных за время почти что до

неузнаваемости, Священных Писаний возможно легко доказать, что нет верных и

неверных, а есть просто различные группы людей по-разному понимающие одно и

тоже. Потому что Изначальное Знание едино, и Бог един, а остальное — иудаизм,

христианство, ислам — лишь различные названия и пересказы одного и того же,

данные свыше для помощи в развитии определенных народов на определенное

историческое время. Поймите же, что религиозная разобщенность людей выгодна

только Сатане и силам тьмы! И они успешно используют эту разобщенность,

стравливая мусульман, христиан и евреев.

Раввин задумался. Потом произнес:

—Может быть, какой-то смысл и имеется в ваших словах, аббат, но, боюсь, то, о

чем вы говорите, невозможно из-за самой природы людей. Увы, гораздо больше люди

стремятся не к единению с Богом, а к власти друг над другом. И, с этой точки зрения,

я считаю, что ислам для евреев не намного опаснее, чем христианство. Я не сторонник

войны и насилия в любой его форме. И, думаю, вы знаете, что пролитие крови

является одним из трех основных запретов иудаизма. Но ради зятя я все же помогу

вам. С вашим отрядом я отправлю юношу, сироту, мать которого давно умерла. Зовут

его Яков. Это способный малый, которого зять несколько раз посылал вместо себя

улаживать торговые дела. Думаю, этот юноша подойдет вам как нельзя лучше. К тому

же, он знает лекарское искусство, что может пригодиться в опасном походе.

—Спасибо, ребе. Я не зря заглянул к вам.

—Пойдемте, я познакомлю вас с Яковом, он живет у нашего травника на правах

ученика.

Раввин встал со своего места и вместе с аббатом вышел из кабинета, а Гуго

последовал за ними. Он понимал, что совершенно не интересен этому важному

ученому еврею, поскольку тот смотрел на него высокомерно и недоверчиво и так и не

произнес в адрес молодого шевалье ни единой реплики, словно де Пейна и не было

здесь. Они вышли на главную улицу еврейского квартала, прошли немного и свернули

в маленький темный боковой проулок, настолько узкий, что едва ли два всадника

проехали бы в нем рядом друг с другом.

Наконец раввин открыл маленькую деревянную дверь, и они вошли в довольно

просторную комнату со сводчатым потолком. Сначала де Пейна поразила волна

необычных сильных запахов, наполнявших это помещение. Затем Гуго увидел

источник ароматов. Всюду: на полках, на полу, под потолком, сушились какие-то

растения, по углам стояли стеклянные и глиняные сосуды, а на большом столе,

посередине комнаты, лежали в беспорядке старинные свитки и книги, некоторые

почти истлевшие от времени.

В углу на корточках сидел какой-то старик в теплом халате, наподобие

сарацинского, и пересыпал из стеклянной колбы в небольшую деревянную шкатулку

серый порошок. При неожиданном появлении гостей старик встрепенулся и просыпал

часть порошка мимо.

—Мне нужен Яков, где он? — Спросил старика раввин.

На что тот кивнул на маленькую дверь в глубине помещения.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел светловолосый голубоглазый

молодой человек не слишком похожий на еврея, скорее, на вид это был обычный

франк. В руках у него была большая ступа, наполненная травами. Увидев пришедших,

он застыл в изумлении. Скользнув по серому плащу аббата, по серебренному кресту

на его груди, удивленные глаза молодого человека остановились на Гуго. Никогда еще

не видел он в еврейском квартале столь странных гостей. Суровый священник с

серебряным крестом внушал благоговейный трепет, а рыцарь, хоть и без доспехов, но

с золотыми шпорами на хорошо вычищенных сапогах, одетый в мягкие коричневые

штаны из телячьей кожи и в новенький зеленый сюрко, укрытый сверху теплым

плащом такого же цвета, распахнутым спереди, с длинным мечом и кинжалом,

висящими на расшитом золотом поясе, показался молодому человеку воплощением

жизненного успеха и воинской доблести. И, он сразу же позавидовал этому рыцарю,

тем более, что казался этот рыцарь одного с ним возраста и уж никак не старше.

—Яков, выйди, нужно поговорить. — Позвал раввин. Молодой человек оставил

свою ступу, что-то сказал старику и вышел следом за ними, и все они опять оказались