Бернард Корнуэлл - Битва Шарпа Страница 65

Деревня лежала там, где горный хребет спускался к широкой, болотистой равнине, над которой сейчас распадался и таял утренний туман. Дорога от Сьюдад Родриго вела прямиком через эту равнину — туда, где был брод через Дос Касас. После ручья дорога поднималась на холм между деревенскими хижинами, чтобы, достигнув плато, разветвиться на две дороги. Одна дорога вела к Алмейде — примерно в двенадцати милях к северо-западу, другая — к Кастелло Бом и губительно узкому мосту через глубокое ущелье Коа. Если французы хотят достигнуть из этих двух дорог, чтобы доставить припасы в осажденный город и оттеснить красные мундиры к бутылочному горлышку узкого моста, то они должны сначала преодолеть крутые деревенские улочки Фуэнтес-де-Оньоро, где стоял объединенный гарнизон красных мундиров и зеленых курток.

Горный хребет и деревня ставили противника перед необходимостью лезть в гору, но была вторая и намного более привлекательная для французов возможность. Вторая дорога вела на запад через равнину к югу от деревни. Та вторая дорога пересекала равнину и вела к проходимым бродам через Коа. Те броды были единственным местом, где Веллингтон мог надеяться переправить свои пушки, фургоны и раненных, если бы он был вынужден отступить в Португалию, и если французы будут угрожать обойти Фуэнтес-де-Оньоро с фланга обходным маневром через южную равнину, тогда Веллингтону придется спуститься с плато, чтобы защитить свой запасной выход. Если он не захочет спускаться с высот, тогда он лишится единственного безопасного маршрута через Коа. Такое решение позволит французам перерезать южные дороги, что обречет армию Веллингтона на победу или уничтожение. Это был выбор, который Шарп не хотел бы делать самостоятельно.

— Боже, спаси Ирландию! — сказал Харпер внезапно. — Вы только посмотрите на это!

Шарп смотрел на юг — на те заманчиво плоские луга, которые предлагали такой легкий маршрут мимо фланга Фуэнтес-де-Оньоро, — но теперь он перевел взгляд на восток — туда, куда смотрел Харпер.

Там, где растаял туман, где видны были длинные, темные рощи пробковых дубов и среди них островки горного дуба, где светлая полоса дороги выходила из-под темных деревьев, появлялась армия. Люди Массена, должно быть, расположились биваком за деревьями, и дым их утренних костров смешивался с туманом, поднимаясь к облакам, но теперь, в мрачно угрожающей тишине, французская армия выходила на открытую на равнину, которая лежала напротив деревни.

Некоторые из британских артиллеристов подбежали к пушкам и начали разворачивать орудия так, чтобы их стволы были нацелены на место, где дорога выходила из-за деревьев, но артиллерийский полковник уже бежал вдоль линии и приказывал расчетам не открывать огня.

— Пусть подойдут ближе! Не стрелять! Дайте посмотреть, где они размещают свои батареи! Не тратьте впустую порох. Доброе утро, Джон! Рад видеть вас снова! — приветствовал полковник знакомого, затем коснулся шляпы, вежливо приветствуя двум незнакомых стрелком.

— У вас, ребята, сегодня будет трудный день, я не сомневаюсь.

— У вас тоже, полковник, — сказал Шарп.

Полковник побежал дальше, и Шарп снова посмотрел на восток. Он вытащил свою подзорную трубу и положил ее для лучшей опоры на пушечное колесо.

Французская пехота формировалась в линию на опушке позади развертывающихся батарей французской артиллерии. Волов и лошадей, запряженных в пушки, уводили назад под прикрытие дубов, в то время как артиллерийские расчеты поднимали чрезвычайно тяжелые орудийные стволы и переводили их из транспортного положения в боевое, кувалдами загоняя цапфы в гнезда на лафетах. Другие артиллеристы выкладывали боеприпасы возле пушек: пушечные ядра и пороховые заряды в парусиновых мешках.

— Похоже, мощные заряды, — сказал Шарп Харперу. — Они будут стрелять по деревне.

Британские артиллеристы около Шарпа делали свои собственные приготовления. Их боеприпасы представляли собой смесь пушечных ядер и шрапнели. Пушечное ядро — это просто твердый чугунный шар, летящий сквозь ряды наступающей пехоты, в то время как шрапнель — британское секретное оружие, единственный артиллерийский снаряд, который никакая другая нация еще не училась делать. Это полый железный шар, заполненный мушкетными пулями, упакованными вокруг небольшого порохового заряда, который поджигается при помощи запальной трубки. Когда порох взрывается, взрыв разрушает наружную оболочку и разбрасывает мушкетные пули смертоносным веером. Чтобы должным образом использовать шрапнель, она должна взрываться прямо над наступающей пехотой, и секрет этого ужасного результата — в запальной трубке. Запальные трубки делались из дерева или из пустотелого тростника, заполнялись порохом и снаружи делали отметки времени горения, соответствующие половине секунды. Трубку обрезали на нужную длину, затем вставляли в снаряд, и она поджигалась взрывом основного порохового заряда, однако если трубку оставить слишком длинной, снаряд благополучно пролетит над головами противника, а если обрезать слишком коротко — взорвется преждевременно. Сержанты-артиллеристы резали запальные трубки на куски разной длины и раскладывали их по кучкам боеприпасов, предназначенных для стрельбы на различные дистанции. У одних снарядов трубки были длиной более половины дюйма, что обеспечивало задержку взрыва пока снаряд не пролетит тысячу сто ярдов, в то время как самые короткие запальные трубки были едва ли длиннее одной пятой дюйма — они подожгут заряд на расстоянии шестисот пятидесяти ярдов. Как только пехота противника окажется на такой дистанции, артиллеристы станут использовать только ядра, а после того, как французы подойдут на триста пятьдесят ярдов, пушки будут заряжать канистрами: оловянными цилиндрами, заполненными мушкетными пулями, которые разлетаются широко от самого дульного среза, потому что тонкое олово при выстреле разваливается на мелкие куски.

Эти пушки будут стрелять вниз по склону и через ручей, чтобы французская пехота была по возможности уничтожена до того, как сумеет подойти близко. И эта пехота уже формировала свои колонны. Шарп попытался сосчитать орлов, но штандартов было слишком много и движение среди солдат были слишком оживленным, так что было трудно сосчитать точно.

— По крайней мере дюжина батальонов, — сказал он.

— А где другие? — спросил Харпер.

— Бог знает, — сказал Шарп. Во время его разведки с Хоганом накануне ночью он прикинул, что французы совершают марш к Алмейде по крайней мере восьмьюдесятью пехотными батальонами, но он мог видеть только ничтожную часть того войска, что формировало атакующие колонны на опушке дальнего леса. — Двенадцать тысяч человек? — предположил он.