Драконий перстень - Георгий Григорьянц Страница 65

Услышав вопрос о браке, Кассий погрузил пальцы в ее пышные кудри, опустил прелестную головку себе на грудь и сказал правду (при этом на его лице не дрогнул ни один мускул):

– Ты должна знать о моей помолвке с Юнией Терцией: отцы договорились о предстоящей свадьбе. Но это ничего не значит, все может перемениться.

Девушка подняла голову, рассматривая его умные глаза, восхищаясь обнаженным торсом с идеальным рельефом, и произнесла нежным голосом:

– Моя любовь к тебе соткана из грез, страсти и верности. Я не могу жить без тебя!

Квестор поцеловал подругу в губы, затем взял со столика костяную коробочку и открыл:

– Это тебе – золотое ожерелье.

В шкатулке лежала небольшая золотая скифская пектораль, доставшаяся Кассию при дележе сокровищ Митридата. Эта изящная вещь была изготовлена греческими ювелирами по заказу знатных скифов, и ее теперь в полном восторге держала в руках Рипсимэ.

– Я счастлива! – прошептала она и, отложив украшение в сторону, поцеловала возлюбленного.

Распущенные черные волосы шатром закрыли лицо Кассия, он вдохнул их аромат и промолвил:

– Реальность такова, что меня ждет слава и власть. Мне предначертано стать народным трибуном, претором, консулом и, как итог, диктатором. Не потерплю неудачи! Как птица, взметнусь вверх или… разобьюсь о скалу.

Притязания этого молодого человека были завышенными.

Испытывая чувственное наслаждение, он притянул к себе девушку, оказывающую на него необъяснимое магическое воздействие.

– Иди ко мне! – В его голосе сквозило желание. Сгорая от вожделения и утопая в блаженстве, он стал целовать красавицу.

Поздний вечер. В лагере раздавались громкие голоса, песни, музыка: римские солдаты отмечали ежегодный праздник сатурналий. Сатурн – сеятель, который первым дал людям пищу, и в этот день все становились равными, даже рабы освобождались от обычного труда. Солдаты веселились и выбирали царя сатурналий.

Помпей в своем домике углубился в чтение писем Митридата, которые были найдены в крепости Синория. Злодей писал своей любимой и неукротимой наложнице Стратонике о «славных» делах: отравил собственного сына Ариарата за мелкую провинность, лишил жизни лучшего наездника Алкея из Сард, посмевшего победить его на конских ристаниях52… Коварство понтийского царя не знало границ.

Драконий перстень вдруг стал необычно светиться. Всегда цвета тлеющих угольков, сейчас он переливался от светло-зеленого до кроваво-бордового. Помпей ощутил опасность, внутренне содрогнулся; овладело неприятное предчувствие дурного, как в тот раз, когда его пытались отравить. На мгновение он растерялся, испытал панический страх, но тут же, собравшись, отбросил нерешительность. Открыв дверь в соседнее помещение, энергично крикнул дежурному офицеру: «Объявить тревогу!» и начал надевать доспехи.

В центральном лагере прозвучал пронзительный звук трубы, его подхватили трубачи соседних лагерей, и сигнал тревоги вихрем пронесся по всем легионам. Центурионы с факелами в руках освещали знамена отрядов, привлекая тем самым внимание солдат, строили их, отдавали приказы голосом, дублируя их в темноте дудками. Лагеря были достаточно хорошо укреплены: ров, вал, плетень, палисад из кольев. Освещение обеспечивали светильники на столбах, в которых, коптя, горело льняное масло.

Широкие ворота распахнулись, и легионеры в доспехах, при оружии и со щитами, стали организованно выбегать, занимая боевые позиции вокруг лагерей. Все с тревогой вглядывались в темноту.

Со стороны гор послышался шум. Он усиливался и, казалось, доносился со всех сторон. Слышались глухие шаги, выкрики, многоголосая речь, ржание лошадей. Римские солдаты, не видя в темноте опасного противника, уже почувствовали его присутствие и приготовились к бою. Вот лагерные костры, светильники и факелы высветили из темноты первую шеренгу нападавших. Иберы, албаны и воинственные кочевники – кто в полукафтанах, штанах и со шкурами на плечах, кто в черных накидках из овчины без рукавов, кто в меховых шапках, кто в шлемах – приближались уверенно и с достоинством. Вся эта разношерстная армия была вооружена чем попало: кинжалом, бронзовым мечом, луком, топором, пикой, палкой… Самобытные, непокорные и свободолюбивые иберы, албаны и кочевники, уязвленные тем, что их землю топчет ненавистный римский солдат, прониклись решимостью действовать. Объединенную армию вел царь албан Оройз. Он, самоуверенный и наивный, решил, что расслабившихся на зимовке римлян, отмечающих ежегодный праздник сатурналий, можно уничтожить внезапным стремительным ударом.

Помпей оценивал обстановку: «Не менее сорока тысяч человек! Стена варваров! Предстоит ночной бой. Придется напрячь все силы».

– Приказываю! – Главнокомандующий ставил через офицеров-порученцев задачу легатам. – Скавру, сразу после стрельбы катапульт и баллист, ударить во фланг противника слева, Флакку – справа, Лентулу и Габинию – в центре, Целеру и Метеллу быть в готовности преследовать и уничтожить врага!

Горцы, медленные на обиду, но скорые к отмщению, спокойные, полные презрения к смерти, готовые с быстротой молнии ударить любого кинжалом, шли с явным намерением штурмовать лагерь устрашающих и высоких (из-за шлемов с гребнями) римлян. Повергнуть в прах внезапной атакой такого сильного врага, как Рим, думали прямодушные горцы, – значит, показать, кто истинный хозяин этой земли. Они не потерпят пришельцев, ворвавшихся в их мир, труднодоступный, замкнутый, но такой для них привычный.

Противоборствующие стороны оказались на расстоянии полета стрелы. Прозвучал первый сигнал трубы: «В бой!». Легионеры закричали «Барра» (рев слона), чтобы устрашить неприятеля до того, как вступить в рукопашную схватку. Второй сигнал трубы. Полетели в нападавших стрелы, затем ударили стреловидными снарядами катапульты, навесом выстрелили камнями баллисты. Воины Оройза, несмотря на потери, тоже пустили стрелы, но легионеры закрылись щитами. Третий сигнал трубы. С боевым кличем «Vivat mortem!»53 римляне начали движение вперед, на врага, ускоряя шаг. Навстречу им неслись пешие и конные горцы. Рубка началась: солдаты беспощадно резали, кромсали и уничтожали друг друга.

В ночной кровавой схватке ничего нельзя было разглядеть, но Помпей не сомневался, что разобьет противника. Яростный напор иберов, кавказских албан и кочевников, как и ожидалось, встретил слаженную работу всех звеньев римской военной машины. Храбрые горцы терпели поражение. Честолюбивый Помпей, оценив обстановку, понял, что она благоприятствует ему: «С толпой варваров справлюсь!». Фавоний, стоящий рядом, грустно произнес:

– Иберия никогда не захочет стать зависимой от Рима.

– Это мы еще посмотрим! – отрезал командующий.

– Царь Иберии Артаг установил контроль над перевалами Кавказского хребта.

– Он пожалеет, что связался со мной!

Устрашенные и разбитые горцы побежали. Военное счастье от них отвернулось. На поле боя остались лежать их убитые и раненые товарищи; уцелевшие же устремились к спасительной переправе через Куру или скрывались в чаще леса. Римские солдаты преследовали их, но в ночи это дело было бесполезным, поэтому вскоре вернулись в лагерь.

– Проконсул, нападение отражено! – поздравил Помпея Кассий. – Талисманы не только приносят удачу, но иногда вытаскивают из ада.

– Не забивай голову бесплодными мыслями. Ничто не предопределено, все