Михаил Строганов - Камни Господни Страница 66

Карамыш пристально посмотрел на восток и раздраженно плюнул Первуше под ноги:

— Черти тебе спросонья мерещатся, харя ты некрещеная!

— Да как же, братцы, сам видел, истинный крест! — опричник удивленно посмотрел на пустынную снежную гладь и перекрестился. — Пешего путника вон там заприметил!

— Тише, глотка медная! — Карамыш поднес кулак к лицу опричника. — С испугу-то бабьего перебудишь караул, после с тобою век у робят в посмешищах ходить станем.

Юшка громко расхохотался но, внезапно охнув, стал медленно заваливаться на бок, а вслед за ним повалился и не успевший досказать укоризненных слов Карамыш. Перед онемевшим от ужаса Первушей стоял невысокий человек, одетый в черное, почти как опричник.

— Пленники где? — еле слышно прошептал Карий.

— Ась? — испуганно пробормотал Первуша.

— Пленники, спрашиваю, где?

— А, вон оно что! — обрадовавшись неведомо чему, облегченно вздохнул опричник. — Да рядышком они, тута, в Тюремной башне!

Первуша обернулся, указывая на возвышавшуюся рядом монастырскую башню, и бесшумно рухнул в снег, рядом с застывшими безмятежно улыбающимся Юшкой и недоуменно смотрящим в небо Карамышем.

С церковного порога дохнуло густым ароматом ладана, приправленного от бессчетного числа горящих восковых свечей нежным привкусом меда. Затем показались танцующие язычки пламени: яркие, невесомые, словно парящие мотыльки подле суровых небесных ликов. Карий осмотрелся.

На холодном каменном полу, подле образа архангела Михаила, слезно молился исхудавший, согбенный человек в одном исподнем.

«Никак игумен низложенный», — подумал Данила и, надеясь вызнать о судьбе своих товарищей, пошел к молящемуся через храм.

Завидев появившегося словно тень черного воина с кривым мечом, светящимся в ярком пламени свечей, Иоанн, разрывая на груди рубаху, истошно закричал: «От Бога посланному, всех Ангел престрашен еси, святый Ангеле, не устраши мою душу убогую, наполнену злосмрадия…»

Карий увидел появившееся из темного угла испуганное бритое лицо иностранца и не придал значения, когда этот нелепый, заплутавший в русских снегах незадачливый купец, отчаянно размахивая руками, бросился ему навстречу.

Подбежав к вооруженному незнакомцу на несколько шагов, Бомелий размахнулся и что было сил выплеснул в его лицо кислоту.

— Малюта! — закричал Бомелий, пятясь назад, во тьму.

— Малютушка! — вслед за чернокнижником бессмысленно завопил царь.

Вбежавшие в церковь опричники легко выбили ятаган из рук ослепленного Данилы и навалились разом, скрутили за спиной руки.

Подоспевший Малюта Скуратов посмотрел на плачущего, в разорванной рубахе, царя, затем на лежавший подле государя хищный клинок ятагана:

— Подослали таки, проклятые, убийцу! — затем, повернувшись к опричникам, громогласно повторил. — Да не Литва и не Польша убийцу-то подослали. Сдается мне, что здесь свои, опричненные, постаралися!

Малюта скинул с плеч соболью шубу и, ласково укрывая царя, властно приказал опричникам:

— В застенок душегубца. Глаза с него не спускать, да пальцем до меня не трогать!

Скуратов осторожно поставил царя на ноги и повел его прочь из храма, где возле милостивых и строгих образов уже таяли последние восковые свечи.

— Малютушка! — блуждая безумным взглядом по храмовым фрескам тихо шептал царь. — Знамение мне было великое!

— Какое знамение, батюшка? — благоговейно переспрашивал Малюта. — Скажешь ли мне, твоему чаду недостойному?

— Как не сказать? Скажу! — Иоанн перекрестился и заглянул Скуратову в глаза. — Ангел Грозный явился мне. Здесь, во храме Божьем!

Малюта повалился царю в ноги и сокрушенно ответил:

— То не Ангел, а убивец подосланный был. Не углядел, государь… Казни пса, воля твоя. Только знай, что душегубца черного раб твой Малюта изловил своими руками!

— Нет вины твоей в том, что Архистратигу противостоять не смог. Перед ним и князья бесовские, все одно, что козлища перед львом рыкающим, — царь посмотрел поверх головы Скуратова и, подобно священнику, благословил.

Наблюдавший из потаенной храмовой темноты Бомелий усмехнулся и, зябко кутаясь в огромной собольей шубе, негромко сказал:

— Теперь, Малюта, не медли. Настал твой час!

Белая, залитая вечерней зарею снежная равнина тянулась бесконечно долгим полотном, переламываясь у горизонта и заползая на играющее скупыми красками закатное зимнее небо. Тени ложились все дальше, пока и вовсе не стали медленно исчезать, смешиваясь с надвигавшимися сумерками.

— Имя, назови свое имя! — закричал в обоженное лицо Скуратов. — Не слышит! Давай, Чваня, окати водой!

Коренастый, с кривыми волчьими зубами палач радостно хмыкнул, окатывая Данилу колодезного водою.

— Хороша водица-то, студена, до костей проймет. Скуратов посмотрел на неподвижное тело и с досадою плюнул на пол:

— Водица-то твоя не бередит! Убивец то наш даже бровию не повел!

Чваня испуганно согнулся перед разъяренным Малютою и, оправдываясь, проскулил тонюсеньким голоском:

— Почто же ты его за ребра на крючьях поразвесил? Да почто перебить кости поспешил?

— Так молчал окаянный, ни имени, ни прозвища сказывать не желал! Вот кровь-то во мне и распалилася! — Малюта схватил Данилу за волосы и поднял повисшую голову. — Хотя бы имя назвал… За то бы прямиком тебя да в Царствие Небесное!

Чваня подковылял к Малюте и тихонечко подсунул в руку маленький холщовый мешочек:

— А ты солькою присыпь. Вишь, как раны играют?! Она, милая, почище каленого железа ему станет!

— Дело глаголешь! — Скуратов вытащил щепоть соли, размял ее пальцами, и принялся деловито натирать раны.

Снег был нетронутым, воздушным и почему-то теплым, словно птичий пух. Данила посмотрел вниз: он шел и не оставлял за собой привычных осторожных следов. «Словно по облакам, как ангел», — Данила улыбнулся и открыл глаза.

— Малюта! Глянь! — Чваня вскочил с замазанной кровью плахи. — Наш убивец-то очухался!

— Тьфу ты, черт! Левый глаз вовсе истек, а правый кажись цел, — рассматривая обоженное лицо, Скуратов медленно крутил головой Карего. — Имя свое назови, мигом в рай отправлю!

— Я… я… — разбитые, потерявшие форму губы не слушались и выдавливаемые звуки никак не складывались в слова.

— Так, говори, — Малюта припал ухом к губам Карего. — Христом тебя заклинаю, только говори!

— Возмутитель и отцеубийца, — с трудом выдавил из себя Карий.

— Хорошо, дальше! — возбужденно закричал Малюта. — Царя, значит, убить хотел. А подослал-то кто?!

Крутившийся подле Скуратова Чваня немедленно подскочил к хозяину, жалобно заглядывая в глаза: