Емельян Ярмагаев - Приключения Питера Джойса Страница 66

— Не бери. Если его случайно подстрелят, другого лоцмана в этой глуши не найдешь.

— Ты прав, — сказала леди. — Ну, а ты, Бэк, хочешь пойти с нами в эту интересную экспедицию?

Я отозвался на предложение с великой охотой: там наверняка представится случай удрать… только как быть с Алисой? С усмешкой, которая к ней шла, хитрая старуха сказала:

— Клянусь своим флагом, цены нет этому парню, да больно уж он прыток. Нет, Бэк, посиди на «Стреле»: жалко лишать Алису такого кавалера.

Кстати, Алиса была в соседней каюте: в створке дверей был виден ее блестящий подсматривающий глаз. Пропади все пропадом, мне нужна она и больше никто! Как только совещание кончилось, леди ушла на палубу вместе с сыном, а я был предоставлен самому себе, чем и воспользовался.

Это была крохотная каютка, похожая на фонарь, вся обшитая атласом. Нога тонула в ковре, которым был устлан пол, а на постели лежало покрывало из вытканного серебром голубого бархата. Некоторое время мы молча обнимались и смотрели друг другу в глаза. Я счел нужным заметить ей, указав на покрывало:

— Помните. Алиса: все это суета!

— Благодарю за наставление, сэр пуританин, — сказала она, насмешливо присев. — Красивые тряпки в новинку только для вас, я к ним привыкла с детства.

Взяла со столика шкатулку, открыла — господи! Браслеты, ожерелья, кольца, подвески…

— Хотите, все выброшу за борт?

— Нет, зачем же, — сухо сказал я. — Оно денег стоит, да и не ваше.

— Мое. Брат подарил. Но почему мы говорим на «вы»? Лучше скажи, что ты придумал.

— Пока ничего.

— Вот видишь, — грустно сказала Алиса, — обличать суету ты мастер, а сообразить что-нибудь…

— Трудно. Леди Лайнфорт распорядилась, чтобы нас охраняли. А скажи честно: жаль тебе менять эту роскошь на прялку, на иглу?

Алиса отвернулась и села на бархатное покрывало.

— Вот теперь ты начал меня испытывать, — холодно сказала она. — Я и так креплюсь изо всех сил. Лгать не стану: да, отказаться от красоты, от удобств не легко. Ну и что же?

На меня нашла злость. С какой стати мне, иомену и пастуху, связываться с этой в пух и прах разодетой богачкой? Она что-то почуяла — вскочила, бросилась ко мне на шею, залилась слезами.

— Бэк, милый, нас разлучают, между нами уже отчуждение! Что ты делаешь, почему мне не веришь?

Тогда я малость оттаял, обнял ее и думаю: отравленный воздух здесь, в этой каюте, еще немного — и он нас погубит. На этом свидание прервалось, потому что во все поры наших тел проник голос хозяйки корабля. Леди горланила на весь люгер:

— Почему до сих пор не вымыта палуба? Ко мне, Шарль ле Комб! Сюда, Джек Блэквуд! Я вас не за тем оставляю, чтобы вы сутками дрыхли и пьянствовали!

Я поднялся на палубу. Там, уже совсем одетая в путь, распоряжалась леди Элинор.

— Ну, вот тебе, Бэк, достойная компания, — сказала она. — Мистер Блэквуд и мсье ле Комб. Это интереснейшие джентльмены, Бэк, я сама с удовольствием бываю в их обществе. Заметь, каждый из них обладает такими качествами, как бдительность, зоркий глаз, беспощадность. А ты, бостонец, сослужи мне последнюю службу: побереги корабль.

— Последнюю — это слышу в сотый раз, — пробурчал лоцман.

— Не возражай, грубиян! Скоро я вернусь и отпущу тебя, поверь, не с пустыми руками. Блэквуд, Шарль, вы знаете свои обязанности, и горе вам, если я по возвращении найду что-нибудь не в порядке!

Оба джентльмена поцеловали ей руку, она спустилась по трапу в шлюпку и стояла на корме, прямая, отважная, в длинном черном плаще.

Было ли в ее победоносной осанке на этот раз что-то комическое? Ярко-рыжие ее волосы, вылезавшие из-под широкополой шляпы с перьями, долго мерещились мне уже после того, как шлюпка отвалила от кузова люгера, повернула, блеснув веслами, к берегу и след ее сгладило волной… Рыжая! Есть что-то зловещее в этом цвете, он напоминает зарево.

Джентльмены, стоявшие на палубе, тоже проводили ее взглядами. Одни из них был изможденного вида, с выпученными глазами, на первый взгляд похожий на протестантского мученика, недавно снятого с петли. Он чопорно сказал мне:

— Приятно видеть пуританина на этом благородном судне, сэр. Я тоже сторонник Кальвина, но к его учению у меня есть свои дополнения. Благослови вас бог, сэр!

И, приподняв черную шляпу, ушел вниз.

— Счастлив побыть в вашем обществе, мсье! — весело сказал второй, дугообразно изгибаясь в поклоне. Черная борода у него начиналась от самых глаз — блестящих, смеющихся. — Я люблю молодых собеседников. Что может быть лучше молодости? Желаю приятно отдохнуть!

И тоже исчез. Холкомб и я остались на палубе одни.

— Кроме них еще трое, — сказал он, не глядя в мою сторону. — Сын леди, конюх и швед — этот пират не оправился от ран.

— Но пуританин, мне кажется…

— Хладнокровный убийца, Бэк. Бормоча молитвы, застрелил человека.

— Француз как будто подобрей?

— Весельчак, как же. Помирал со смеха, глядя, как сталкивают за борт связанного купца из Лиссабона.

От нечего делать я спустился под корму, где за тонкими переборками топали и ржали лошади. Славные были лошадки — испанской породы, черные, с белыми чулочками на ножках и звездочками на лбу. Туг же в углу дремал Дик Смоуг.

— Хелло, Дик, — сказал я. — Что-то ты скучно живешь.

Дик зевнул.

— Конечно в Соулбридже конюшня получше, — сказал он лениво. — Но лошади — они всюду лошади.

— Дик, а что, если нам удрать отсюда?

Дик немного подумал. Отличительной чертой этого молодца, которого я знал с детства, было равнодушие ко всему, что не лошадь или не кружка пива. На «Голубую стрелу» он попал, в сущности, случайно: при бегстве с флейта леди захватила его с собой в качестве гребца.

— Нельзя, — вяло сказал Дик. — Ты знаешь ее, Бэк, она с нас шкуру спустит. Уж я тут насмотрелся.

— Неужели тебе неохота домой?

— Эх, миляга! — протянул Дик. — Где мой дом — под теми соснами, что ли? И что я буду там делать? Лошадей в твоей Америке не водится, разве что на юге, у испанцев. А до Англии далеко.

Он безучастно пожал плечами и отвернулся. На этого ленивого холуя, выросшего в барской конюшне, рассчитывать было нечего. Выдать он не выдаст, на этот счет у Смоуга были свои правила, но и только.

В тоске и праздности бродил я там и тут, пока швед — он был на корабле коком — не пригласил меня от имени сэра Томаса пообедать в капитанскую каюту. Это был интересный обед. Не удержусь — расскажу о нем подробно.

На столе блистали серебром и фаянсом шесть приборов, стояли вина, фрукты и прочее, а за столом восседал сэр Томас в качестве хозяина. Вид у него был жалкий: нос опух, глаза мутные, и он то и дело сморкался в салфетки, поскольку носовые платки были уже мокрешеньки. При моем появлении он несколько оживился и, сильно гнусавя, сказал сотрапезникам: